— Уш-шел, — прошипел Васька. — Што делать-то теперь, а? За посла своего Арапша по гроб жизни врагом нашим будет.
Посол ордынский скрючился на полу, уперев руки в живот, и уже не шевелился. Второй, тоже мертвый, лежал навзничь, разбросав руки в стороны. Иван посмотрел на упокоенных татар и вдруг взвыл:
— Ты-и-и это зачем стражу-у-у?! — Тяжелый кулак княжича хрястнул по лицу лучшего друга.
— Это ты меня-а?! — умылся кровавой юшкой Васька и въехал начальнику в зубы.
Они сцепились, тузя друг друга. Симеон Суздальский пытался разнять их, увещевая. Гаврила отполз в сторону.
Пиняс смеялся беззвучно...
Родион Ослябя удачно поменял своего коня на ордынского карабаира, присланного Араб-Шахом княжичу Ивану. Воевода успел при этом срубить голову одному из нукеров посла, а другому нанес страшную рану в грудь. Один из татар ранил его саблей в левое плечо, но неглубоко. Никто из руссов и не пытался ввязаться в этот мгновенный бой. Так что Родион беспрепятственно прискакал к своим.
Московская дружина из тысячи тяжеловооруженных пехотинцев стояла боевым станом отдельно от остальных полков. Здесь царили порядок и тишина, и дозоры не дремали. Нижегородцы подступились было с кувшинами дурманящей мордовской браги, но их прогнали. Так же безжалостно отвергли москвичи и доброхотные пожертвования Пиняса.
Сказать, что в московском стане одни трезвенники собрались, — кто же поверит? Но Родион Ослябя обещал повесить каждого, кто хоть каплю хмельного примет. А он слов на ветер не бросал и на расправу крут был, это знал всякий. А посему дружина московская в любое мгновение была готова к бою.
Родион Ослябя не больно-то обиделся на пьяного княжича и его безалаберного приятеля Ваську Соломатина: знал, по молодости это, да и вино в них колобродит. А вот Суздальский князь Симеон его удивил. Теперь дружину свою осторожный воевода твердо решил отвести за реку, чтобы не оказаться, в случае чего, в смертельной ловушке.
Московская рать тотчас двинулась к броду. Быстрая вода струилась меж крутых берегов. Реку эту всяк по-своему называл. Татары — Жея-су, что значит «Вода боевого лука». С высоты полета орла она и впрямь изгибом своим напоминала боевой лук. Руссы прозвали ее Веселой за озорной нрав и за то, что этот приток Суры разудалой петлей разлился. А в центре этой петли, несмотря на летний зной, буйствовала свежая, будто росой умытая, зелень: трава — в рост человека, деревья — под облака.
Веселая была глубокой рекой. Бродов на ней мало, удобных спусков к воде тоже. И не случайно по совету опытного Симеона Иван укрыл здесь свое войско, словно в крепость посадил. А по всему берегу с внешней стороны дозоры встали, и стоило хоть одному из них просигналить, как вся рать могла сосредоточиться в опасном месте. Поэтому столь беспечно вели себя руссы...
Стражники наконец услыхали вопли и брань в шатре, ввалились туда и растащили сцепившихся друзей.
Первым пришел в себя Иван.
— Вытащите отсюда этих татар! — приказал он стражникам.
Васька еще поглядывал сердито на дружка и вытирал кровь с лица рукавом порванной расшитой рубахи.
— Што делать-то теперь, дядя Симеон? — растерянно спросил главный воевода русского войска своего советника.
— А чо? — не дал ответить старому князю Васька Соломатин. — Давай я ответ твой Арапше-хану отвезу.
— Нет. Ты мне тут нужон.
— Поручи мне, — поспешно отозвался Пиняс. — Я отвезу!
— А он тебя не зарежет?
— Я скажу, что посол бузу с тобой пьет.
— Добро! — согласился Иван. — Езжай и скажи Арапше-хану: на дружбу я согласный. Но мне надобно отцову волю узнать. Пускай к нему посла шлет, чтоб договориться, когда мне выступать в подмогу Арапше. Я здесь с войском буду ждать слова великого князя Нижегородско-Суздальского. Все! Поспешай!
— Знак ему надо бы какой-нибудь, — подсказал Симеон Михайлович.
— Верно. Вот возьми, Пиняс, перстень мой. Покажешь его хану.
— Я все твои слова точно перескажу, — пообещал мордвин. — Араб-Шах-Муззафар рад будет. Но и ты не забудь моего усердия.
— Не забуду. Иди.
— Да недолго там будь, — напутствовал Пиняса Васька Соломатин. — Не позже как через шесть ден ждем тебя с добрыми вестями.
Глава семнадцатая
Ворон над полем брани
Мордовский князек в сопровождении трех русских всадников миновал дозор, скрытый на левом берегу реки Веселой. Скрыт он был до такой степени, что ни Пиняс, ни его охрана ничего не заметили. А их даже никто не окликнул. Это сильно встревожило руссов.
— Что ж они? — недоуменно спросил один наездник другого.
— Вон вишь копье торчит возле куста? — ответил его более зоркий товарищ.
— Чего ж они нас не окликнули?
— А бес их знает...
Дозор спал безмятежно под сенью густого орешника, будучи мертвецки пьяным. Один из всадников поворотил было коня к стороже, чтобы разбудить: не ночь, полдень на улице!
Пиняс обернулся зло:
— Не твоего ума дело! Мы торопиться должны... Да и кого бояться? Араб-Шах-Муззафар мир шлет коназу Ивану, а коназ меня с миром послал к татарам.
Отставший было русс догнал товарищей.
Реку переплыли, держась за гривы коней. На другом берегу они не стали даже выжимать промокшую одежду — так жарко пылало полуденное августовское солнце.
Сквозь густые перелески проглядывались островки степи...
Большой отряд татар внезапно вынырнул из-за деревьев. Пиняс и его телохранители остановились.
— Не бойтесь, — сказал по-русски, подъезжая к ним, молодой и веселый воин, видимо начальник отряда.
Руссы схватились за рукояти мечей, готовые отразить нападение.
— Чего вы? — обернулся к ним Пиняс. — Сказано же — мирные!
— Мирные-то, мирные, — прохрипел один из них, бледнея. — Только как они тут очутились?
— Может, охотятся. Тебе-то что?
И все-таки благодушный вид ордынцев и полное равнодушие к опасности Пиняса усыпили бдительность руссов... Арканы оплели богатырей внезапно. Двоих сразу пробили копьями. Третий успел перерубить волосяную вервь и, ловкими ударами меча прорубив себе дорогу, рванулся к реке, что есть мочи призывая своих к оружию. Но было далеко, и никто его не услышал. Не менее десятка татарских стрел догнали смельчака...
— Араб-Шах-Муззафар ждет тебя, коназ, — приложил руку к груди молодой веселый татарин. Он как будто и внимания не обратил на пятерых своих зарубленных батыров.
— Где великий хан?
— Тут недалеко. Поехали...
Араб-Шах в самом деле недалеко был: сразу за ближайшим перелеском.
— Говори, Пиняс, — встретил он мордвина, сидя верхом на высоком вороном коне.
— Все вышло, как я придумал, — похвастался князек. — Урусы пьяны и не способны к сражению.
— Все?
— Почти все. Остальные отдыхают, шурпу варят или рыбу ловят. Оружие в кучи свалено. Только Осляб-бей с небольшой дружиной в стороне стоит. Его воины трезвы и готовы к бою.
— Небольшая дружина?
— Ты знаешь. Всего тысяча батыров.
— Всего? Ты представляешь, что такое тысяча батыров, если они настоящие воины? Если на них броня, которую не берут стрелы и не пробивают копья? Знаешь, что это такое? Ты не исполнил моей воли!
— А что я мог сделать? — развел руками Пиняс. — Осляб-бей — настоящий полководец. Он даже повесить меня хотел. Наверное, в его стороне и дозоры не спят?
— Конечно, не спят, — подтвердил Араб-Шах. — У Осляб-бея ни один батыр не спит. А вот в других местах как?
— Пьяные все, — уверил мордвин.
— А что кричат пьяные урусы в своем стане?
— Кричат, что тебя шапками закидают.
— Как это?! — опешил Араб-Шах.
— Это значит, они тебя совсем не боятся и пренебрегают всей твоей силой.