Вдруг прямо по ходу коня острый взор молодого султана засек темное пятно, неподвижное на рыхлой белизне.
И, словно отвечая мыслям властелина, Сагадей-нойон прохрипел рядом:
— Волки задрали кого-то. Сожрать не успели. Может быть, лось?
Через мгновение всадники подлетели к загадочному предмету и от неожиданности резко осадили лошадей.
— Нет, это не лось, бинбаши. Это боевой конь!
Да, это были останки недавно убитого боевого коня. Охотники разглядели сбрую, седло, пустой чехол для лука.
— А где же всадник? — спросил султан подскакавших нукеров[6].
Те недоуменно пожали плечами.
Али-султан начисто позабыл о волках, которых уже почти окружили загонщики и теперь начали сжимать огромное кольцо: самое время поработать басалыками по волчьим черепам.
Но звери еще не считали погоню проигранной. Они, словно по команде, разделились на две неравные группы. В одной оказалось около трех десятков волков, и они с отчаянной смелостью веером ринулись навстречу ближайшим загонщикам. Те от неожиданности осадили коней, и вожак с оставшимися тремя самками и шестью переярками[7] успел нырнуть в балку.
— Уш-шел, шайтан! — выругался Сагадей-нойон, который не переставал следить за облавой.
— Что ты сказал? — обернулся к нему задумчивый Али-ан-Насир.
— Я знаю этого вожака волков, — ответил главный охотник. — Однажды он сумел обхитрить меня. И опять... Смотри, о Великий! Стая приняла удар на себя!
Султан повернул голову, глянул вперед. Там, шагах в пятидесяти от него, звери набросились на загонщиков, которых по мере сужения круга становилось в центре все больше и больше. И в руках у многих вместо тяжелых плетей вдруг сверкнули сабли.
— Попортят шкуры, — пожалел вслух Сагадей-нойон.
Но султана уже не интересовала охота.
— А где же всадник? — снова спросил он — скорее у самого себя.
К ним подскакали еще десятка три наездников из левого крыла загона.
— А-а, бинбаши Тамиржан! — узнал Али-ан-Насир среди них одного, сурового взглядом. — Надо найти всадника, который скакал на этом коне.
— Внимание и повиновение! — рявкнул Тамиржан, приложив ладонь к груди и склонив голову.
— Вот след, оставленный этим конем, — указал Сагадей на полузасыпанные последним дыханием ночного бурана лунки от копыт.
— За мной! — приказал Али-ан-Насир и наградил карабаира ударом басалыка.
Черный арабский жеребец, заржав от боли, закусил удила и метнулся в степь мимо загонщиков.
По пути к султановой свите примыкали воины — участники облавной охоты, — и вскоре за властелином скакала уже добрая сотня батыров. Вдруг Али-ан-Насир остановил коня и растерянно оглянулся:
— Сагадей, а где же след?
Впереди лежало снежное месиво от ударов множества копыт проскакавших здесь коней облавы.
— Сейчас найдем, о Великий, — отозвался главный охотник и глянул на тысячника: — Тамиржан, пусть воины твои встанут цепью на триста шагов и скачут туда. — Нойон указал на восток. — А мы поедем за вами. Тот, кто первым увидит след, скажет нам об этом.
Военачальник покосился на Сагадея, который не имел права приказывать ему вне охоты, поскольку тот был таким же, как он, тысячником. Потом перевел взгляд на султана. Тот молча кивнул.
— Вперед! — сорвал коня с места Тамиржан.
Али-ан-Насир, Сагадей-нойон и пятеро телохранителей-тургаудов поехали следом за ускакавшими в степь воинами.
Вскоре еще десятка два нукеров догнали их на разгоряченных лошадях. Старший доложил:
— О Сиятельный, волки побиты! Вожак в лес ушел с немногими. У нас пятеро раненых батыров, и десяток порванных зубами коней пришлось дорезать!
Султан не ответил, шпорами поторопил карабаира.
А вскоре из серебристой снежной дымки показался встречный всадник.
— Батыра нашли! — возвестил он еще издали. — Там лежит! — Гонец указал нагайкой в простор степи.
— Веди! — приказал властелин.
...Незнакомец лежал скрючившись, полузасыпанный снегом. Покамест не подскакал султан, никто не осмелился тронуть попавшего в беду человека, оказать ему помощь и даже проверить хотя бы, жив ли он.
— Перед утром с коня упал, — сразу определил Сагадей-нойон.
— Поднимите его! — распорядился Али-ан-Насир, соскочив с коня. — Где мой табиб[8] Анвар-Ходжа?!
— Я тут, о Сиятельный! — раздался надтреснутый голос, и вперед на неверных ногах выбежал старик в длиннополом белом полушубке.