В пылу деятельности тетка Ольюшка подскочила к глухонемым сестрам Тане с Феней, что под окошечком на лавке лузгали подсолнухи. Заговорила было даже с ними. Присела рядышком передохнуть. Глухонемые заулыбались, показывая ей куда-то вверх. Глянула бывшая почтальонка и только руками вскинула. На крыше своего дома у трубы сидела удобно и спокойно Фетина. Лицо ее было повернуто в сторону болота.
Туда отправился парторг Роман. Взял с собой сметливых фронтовиков: Евсея, Доната и Бориса с Тимофеем. Прямо за деревней начинался лесок, обширный луг, по которому густо разбросаны свежесметанные стога сена. Дальше тянулся сушняк березовый. Потом — само болото. Народ бывалый, они по-военному разобрались в обстановке: пока подоспеет подмога из города, стога увезти, рубить сушняк, край же луга окопать широкой траншеей — заслон огню. Со слабой надеждой Роман взглянул на небо:
— Дождя бы. Может, болото и притушит.
Фронтовики поддержали:
— Да, может, и обошлось бы.
Не обошлось. В торфяник ударила корявая бездождевая молния. Болото дохнуло пламенем, загудело как занимающаяся печь.
По радио прервали передачу концерта по заявкам. Голос Романа-парторга несколько раз повторил, чтобы грузили на подводы наиболее ценное, чтобы лишнего не брали, чтобы спокойным порядком шли за реку на брошенный полевой стан, чтобы за подростками особо приглядывали, к болоту не пускали.
С конской морды слетала теплая пена. Роман кружил по деревне. Кто-то торопливо косил траву, начисто выдергивал огородную зелень. Всклокоченная старуха зачем-то крепко запирала ставни, а ее старик, одетый, как капустный кочан, во множество кофт, плакал, обняв спелую вишню. Парторг остановился у домов, что мешкали, выслушивал слезные укоры женщин, де, как можно бросать избы, сараи, и вообще все добро и налаженное хозяйство, де в худшие времена сидели по домам, пережидали напасти.
— Да не знаю я, как оно поведет себя — болото-то. А вдруг полыхнет так, что… Ну дома? Вами, детьми рисковать разве я вправе? — просил, объяснял, увещевал, грозил, кричал, приказывал, ругал он.
Старики носами крутили. Кто кого должен слушать? Раньше такие, извините, молокососы стариков почитали, а теперь — умные, грамотные, ученые.
Потянулась деревня. Подвод не хватало. Распределили по одной на три-четыре семьи. Переднюю заняли под малышню, которая, жуя, сося, таращилась по сторонам. А плетеную таратайку с дедом привязали к задку телеги. Ребятишек постарше, понеугомонней привязали кто к телеге, а кто и к себе, так оно надежней. По примеру Алехиной вдовы, внедренному теткой Ольюшкой, гусей, кур и уток везли в сундуках, а то и в старых комодах вместе с кошками живыми и гипсовыми. На отдельной подводе среди мягких узлов сидела Анютка, обеими руками бережно придерживая огромный живот, и старухи заботливо поглядывали на нее.
Роняя капли пота, «Федор Тихоныч Чижов и Катя Малина» самолично впрягся в старинную, когда-то крытую лаком повозку. Там среди узлов лежало большое, чистоты озерных вод зеркало в резной раме, гордость парикмахера. Безразличное стекло отражало небо, в котором, казалось, расплавили солнечный шар.
Жучки, заливайки, бобики сбились в веселую стаю и носились ошалело, пугая лошадей. Разрываясь между горящим болотом, где работали все трудоспособные, и деревней, Роман подумал о стаде, которое нужно придержать, но что-то отвлекло его в этот момент…
Общественный пастух Спиридон в сопровождении привязавшегося к нему как собака барана Яшки гнал отяжелевшее стадо. Уже с утра коровы, словно чуя неладное, сторонились болота, пришлось отогнать их подале, на приозерную пустошь. В привычное время через нижний прогон стадо вступило в деревню.
Еще не обращая внимания на злосчастный туман, Спиря лениво щелкнул кнутом. Тишина и безлюдье вдруг дошли до Спиридонова сознанья. Он огляделся. Коровы понуро стояли у закрытых ворот, так же как Спиря, недоумевая, куда пропали хозяйки. Баран Яшка тоскливо прокричал и умчался куда-то по пустой улице. Кузырячая, но сильно молочная Краснушка подступилась к Спиридону; ревела, кося налитым глазом. Козы колотили рогами в калитки. Нехорошие, страшные мысли закружились в рыжей голове пастуха.
— Яшка, Яшенька, — жалобно позвал Спиридон, но баран не отзывался. Жуткими казались пустые окна. Кое-где неслышными тенями шарахались кошки, пугая Спиридона отблесками глаз. Коровы, козы блуждали по деревне как привидения, то и дело натыкаясь на пастуха. Дрожащими руками прямо в траву отдоил он Краснушку, зная, что она бесится из-за тугого вымени. И хотя корова всего молока не выдала, но ей полегчало. Вдруг громоподобный топот раздался за спиной пастуха, он прикрыл глаза, а рыжие волосы его встали наподобие сияния. Таня с Феней бежали к пастуху. Их сосредоточенно подгонял баран Яшка. Спиря обрадовался компании Тани с Феней и верного Яшки. Страх отпустил. А тут и Роман-парторг подоспел проверить, все ли выбыли. Глухонемые указали ему на Фетину, по-прежнему сидящую на крыше. Ласково и быстро уговорил ее. Роман спуститься. Вместе погнали стадо на малый выгон.