Отмечая, что никогда ещё после Октябрьской революции профсоюзы и рабочие массы не стояли так далеко от управления промышленностью, как теперь, оппозиция указывала, что «недовольство рабочего, не находя выхода в профсоюзах, загоняется вглубь». В подтверждение приводились типичные заявления рабочих: «Нам нельзя быть особенно активными; если хочешь кусок хлеба, то поменьше говори» [713].
Ставя эти факты в связь с ужесточением партийного режима и с подавлением ведущей политической роли рабочего класса, Троцкий в июне 1927 года говорил: «…точно так же как в жилищном вопросе, так и в быту, в литературе, в театре, в политике: нерабочие классы расширяются, раздвигают локти, а пролетариат свёртывается, сжимается… точно так же и в политике: пролетариат в целом сейчас сжимается, а наш партийный режим усиливает классовое свёртывание пролетариата» [714].
В ответ на все заявления оппозиции о безразличии бюрократии к вопросам улучшения повседневной жизни рабочего класса и усиления его политической роли лидеры правящей фракции отвечали демагогическими тезисами о том, что рабочий класс обладает государственной властью, а партия осуществляет власть от имени рабочего класса. Ещё перед XIV съездом Молотов, отвечая на требования «новой оппозиции» приблизить рабочий класс к государству, т. е. повысить его роль в управлении страной, говорил: «Наше государство — рабочее государство… Но вот нам преподносят формулу, что наиболее правильным было бы сказать так: приблизить рабочий класс к нашему государству ещё ближе… как это так? Мы должны поставить перед собой задачу приближать рабочих к нашему государству, а государство-то наше какое,— чье оно? Не рабочих, что ли? Государство не пролетариат разве? Как же можно приблизить к государству, т. е. самих же рабочих приближать к рабочему классу, стоящему у власти и управляющему государством?» [715]
Эти схоластически-апологетические рассуждения Молотова Троцкий в 1927 году характеризовал как бюрократический фетишизм, самую тупоумную критику «ленинского понимания данного рабочего государства, которое может стать подлинно и до конца рабочим лишь при гигантской работе критики, исправления, улучшения… Наша критика должна быть направленной на то, чтобы пробудить в сознании пролетариата внимание к надвигающейся опасности, чтобы он не думал, будто власть завоевана раз и навсегда, и при всяких условиях, будто советское государство есть некий абсолют, который является рабочим государством всегда и при всех условиях. Нужно, чтобы пролетариат понял, что в известный исторический период, особенно при ложной политике руководства, советское государство может стать аппаратом, через который власть будет сдвинута с пролетарской базы…» [716]
Заостряя внимание на том, что такой сдвиг в своём логическом завершении может привести к бонапартизму, Троцкий характеризовал ту классовую базу, на которую опирается правящая фракция в проведении своей ложной линии: «Нынешний партийный курс представляет собой главную опасность. Он душит революционный отпор. В чем ваш курс? Вы делаете ставку на крепкого крестьянина, а не на батрака, не на бедняка. Вы держите курс на бюрократа, на чиновника, а не на массу. Слишком много веры в аппарат. В аппарате — огромная внутренняя поддержка друг другу, взаимная страховка,— вот почему Орджоникидзе (в то время председателю ЦКК—РКИ.— В. Р.) не удаётся даже сокращать штаты. Независимость от массы создаёт систему взаимного укрывательства. И всё это считается главной опорой власти» [717].
Левая оппозиция постоянно напоминала о характеристике Лениным Советского государства как рабочего государства с бюрократическим извращением. Ленин считал необходимым вести борьбу «с бюрократическими извращениями этого государства, с его ошибками и слабостями» и признавал возможность применения «стачечной борьбы в государстве с пролетарской госвластью», которое «может быть объяснено и оправдано исключительно бюрократическими извращениями пролетарского государства» [718].