Володя прижал губы к жесткой коре. Оттуда — будто ручеек. А во рту свежо и горько. Говорят, от березового сока силы прибавляются. И у Володи прибавилось. Он разбежался — рраз! — и пошел на руках, вниз головой.
Алька тоже напился.
— А ну, кто сильней. — Они уперлись руками в руки, нажали — и Алька потеснил. Но Володя перехватил его ближе к локтям, и тогда попятился Алька, да прямо через куст, на поляну. А на поляне — скамейка. А на скамейке спиной к ним — девчонка. Узенькая, со взбитым чубом. В тонких пальцах — книжка. Володя остановился.
— Ты чего? — спросил Алька. Потом увидел. И тоже остановился.
Девочка сидела, подобрав ноги, изогнувшись вся — как сжатая пружина. И рядом лес затаился, сжал силы в кулаках почек, Каждая ветка напряжена ожиданием.
— Пошли. Теперь все с начесами. — Это сказал Алька почему-то шепотом.
Они попятились в кусты. А девочка опустила ноги и вдруг кинулась к ним, перемахивая через кочки.
Тошка.
А качели — отличная штука. Это уже не в лесу, а в парке.
— Качнемся, Тошка?
— Нет, мальчики, у меня голова закруживается. (Так и сказала «закруживается». Смешная все-таки девчонка.)
А Володя не боялся. Чего там? Руками ведь держишься. Упрешься в доску и — вперед — вверх! Отпустишь — и назад — вверх! Все время вверх!
Сперва видно людей, как они кишат и толпятся. И среди них — подумать только! — Тошка.
— Эгей, Тошка!
А потом одно ее пестрое платье в толпе. Вперед — вверх! Назад — вверх, и ветер обтекает голову; и людей уже нет, а верхушки деревьев — рядом… и дальше улицы, крохотные машины, весь город!
— А ну давай! — кричит Алька. И Володя сильнее упирается в доску.
— А ну выше!
— Идет выше!
— Не струсишь?
— Нет.
Алька поддал еще.
Канаты дрогнули.
— Не струсишь?
— Нет.
Качели взвились и остановились в равновесии, будто задумались: лететь вниз или перекинуться через верхнюю планку.
Сердце покатилось, вспотели руки…
— Уух! Вниз.
— Ати! Ати! — размывало крики снизу.
— Ольно!
Теперь качели шли, как маятник, сами убавляли размах.
— Хватит!
— Довольно! — кричали незнакомые люди.
А карусели — детская забава. Когда взрослым весело, они делаются, как маленькие. Это уж известно!
Там один дяденька толстый уселся верхом на деревянного коня! Его знакомые из толпы кричали:
— Ваня! Расплющишь! Сомнешь! — А он достал из кармана огромный мятый платок — как простыня, ну, в крайнем случае, — наволочка, — помахал.
Алька смеялся. И Тошка. А Володя прямо чуть не свалился со своей пантеры. Деревянная такая пантера и пахнет краской. И колокольцы под крышей шатра цын-цони — цын-цон и какая-то шарманка, что ли…
Тоня не догонит Альку, Володя — Тоню. И так все время, все время, все время будут они кружиться рядом, на одном расстоянии… Мимо людей с красными лицами, что рвутся на карусель, мимо чужих шуток и чужого смеха, верхом на зверях, цын-цони, цын-цон… цын-цони… Тише, тише… тише… Стоп.
— Ой, мальчики, я книжку потеряла. — Тошка совсем испуганная, даже чуб осел. (На что ей этот чуб?! И так все только на нее и глядят!)
— Где потеряла?
— На карусели. Я зажала под мышкой, потом забыла. Она как выпадет! — И Тошка вдруг засмеялась: — Книжка лежит, я над ней кружусь и спрыгнуть страшно.
— Идите, идите, ребята. Покатались и идите. — Это служебная тетка.
— Я книжку потеряла.
— Какую еще книжку?
— По теории музыки.
— Ничего не знаю. Мне людей пускать.
Тут вышел вперед Алька. Взял Тошку за руку.
— У этой девочки завтра экзамен по музыке. Верно, Тош?
— Послезавтра. Не по музыке, а по теории. И не экзамен…
— Подожди! — И к тетке: — Нам надо найти книжку.