— Да-да, юристы — они, конечно… — поспешно согласился прокурор. — Стилисты, так сказать.
— А вот возьмите медиков, — продолжал Фисташков. — Пишут длинные предложения! Учитывая да принимая во внимание, да еще цитату приведут, и опять учитывая, — и все в одной фразе. Ну, упрощаешь, конечно, вносишь четкость, опять же абзацы проставляешь, — в общем, работы уйма. Учтите, гражданин прокурор, если вдуматься, работа эта очень дешево ценится. А ведь не спекуляция, честная работа, не правда ли?
Прокурор твердо решил соглашаться во всем, пока не подоспеет помощь. Каждую минуту к нему должна подойти секретарша с бумагами на подпись.
— Очень честная, — горячо подтвердил прокурор. — Очень!
— Вот я и говорю, — обрадовался Фисташков, не ожидавший такой сговорчивости со стороны прокурора. — А этот дурак фининспектор смотрит иначе. Ежели вы, гражданин Фисташков, — это он говорит, — занимаетесь незаконным промыслом, выправляете за деньги ученым их диссертации, то за ваш незаконный промысел я вас прежде всего оштрафую, а потом заставлю платить подоходный. Ну, подоходный — куда ни шло — я готов, хотя, конечно, учтите мой возраст и мою, так сказать, небольшую пропускную способность. А за что штраф? За мой честный труд?
— Ах, так вот в чем дело! — со вздохом облегчения воскликнул прокурор.
— Именно в этом, — несколько удивился Фисташков, — а я о чем толкую? Да я вам больше скажу: провокаторов ко мне подсылают.
— Провокаторов?
— Да-с! Намедни подъехал ко мне какой-то рыжий хлюст: я, говорит, доктора Линевича сын, не дадите ли заработать? Ну я ему: вот, говорю, бог, а вот и порог.
Прокурор откинулся на спинку кресла и больно ударился головой.
— Что? — сердито спросил он. — Может быть, племянник?
— Нет, сын, — твердо стоял на своем Фисташков. — Я его папашу знавал, и в самом деле есть сходство. Может, и вправду сын? Нехорошим же делом он занялся! А в общем… Я готов на общественных началах!
— Что — на общественных началах?
— Исправлять ученым их диссертации… ну, и писать для совсем отсталых. У меня всегда была общественная жилка!
Прокурор сдержал смех и, отклонив предложение, посоветовал посетителю обратиться в финотдел, который имеет право по закону снять штраф, если найдет к этому основания.
— Кто ищет, тот всегда найдет, — грустно вздохнул Фисташков, поднимаясь. — А кто не ищет, никогда не найдет. А собственно, зачем финотделу искать основания не штрафовать?!
Хозяйством старого холостяка профессора Кирсанова ведала его вдовая старшая сестра, Анна Григорьевна, врач-гинеколог, уже несколько лет тому назад оставившая работу. Кирсанов относился к сестре заботливо, но частенько подтрунивал над ее чрезмерным пристрастием к научному мышлению.
В это утро Кирсанов и Анна Григорьевна сидели за утренним столом. Кирсанов пил уже вторую чашку крепкого кофе и читал третью газету. Его сестра позавтракала раньше.
— Немецкий медицинский журнал, — нарушила наскучившее ей молчание Анна Григорьевна, полная, добродушная женщина в очках, с пышной прической неестественно черных волос, — приводит мнение авторитета: кофе является частой причиной сердечно-сосудистых заболеваний и снижает среднюю продолжительность жизни.
Кирсанов покосился на сестру из-за газеты и, усмехнувшись, спросил:
— Какой журнал? Гинекологический?
Анна Григорьевна, чтобы не рассердиться, посчитала в уме до двадцати пяти и только тогда возразила:
— Ты отлично знаешь, что медицина едина и что сердечно-сосудистые заболевания — враг номер один… Кто там может быть?
Это относилось уже к раздавшемуся в парадном звонку. Кирсанов тоже прислушался. Кто-то глухо за стеной сказал: «Дома, пожалуйте». Дверь в столовую открылась, и вошел Курицын.
— Приятного аппетита! — бодро воскликнул с порога проректор.
Он приблизился и поцеловал ручку Анне Григорьевне.
— Прошу, садитесь, — холодно сказал Кирсанов. — Или у вас секретное?
— Никак нет! — весело воскликнул Курицын. — Напротив, я очень рад, что застал вас обоих — воедино. Кажется, впрочем, точнее сказать — вкупе?
— Именно вкупе, — еще холоднее отозвался Кирсанов, особенно не терпевший ерничество «этого наглого типа». — Впрочем, чем могу?
Курицын уселся накрепко, точно собираясь пробыть здесь немало времени, и начал свою, видимо заранее заготовленную, речь;
— Самое важное для нас, ученых, — это интересы науки, не правда ли, добрейший Игорь Григорьевич?