Хозяин, тяжело дыша, прошел немного вперед, увязая руками в рыхлой земле.
— Ишь запыхался, наелся, как бык, и не знает, как быть,— смеялась Элл.— Поешь-ка еще травки! Кушай, бычок, белый лобок! — напевала она и подталкивала Хинда, точно соху, пока тот не пропахал носом кучку земли, вырытую кротом.
— Интересно, в теплых краях есть кроты? — спросил Яак.
Хинд сел на землю и угрюмо сказал:
— Ты говоришь так, чтобы посмеяться надо мной.
— С чего ты взял? — серьезно спросил батрак.
А на следующее утро, когда Хинд снова начал его будить, Яак огрызнулся:
— Оставь меня в покое!
Но Хинд не оставил его в покое, не мог оставить, потому что с мызы пришло распоряжение идти на сенокос, и батрак прошипел, приходя в бешенство:
— Ежели ты, черт худой, будешь еще ко мне приставать, я вскочу и трахну тебя дубиной по голове! Так оглушу, всю жизнь будешь помнить!
Обычно в таких случаях хозяин останавливался в полнейшей растерянности. Однако на сей раз его осенило. Он принес пучок пакли, висевшей на заборе, тихонько откинул с ног Яака край тулупа и продел паклю между пальцев. Затем высек огонь. Багровая искра, точно гонец, нырнула в паклю, пакля загорелась. Сперва Яак лежал тихо, потом резко отдернул ногу, вскочил. Злобно сопя, ринулся во двор, не издав ни звука.
Молчал и Хинд. Спокойно, как ни в чем не бывало, положил огниво в карман. Он тоже кое-чему научился. Им тоже завладел дух насилия.
Прежде всего нужно было убрать мызное сено.
Паленая Гора отрядила туда Яака, Элл и Ааду Кригуля с женой.
Покос был далеко, на самом дальнем конце мызы, посреди лесов и холмов, где солнце пекло, как в чаше. Косцы были измождены и вялы, будто листья скошенной купальницы.
С восхода солнца посвистывали косы, потом ходили грабли в руках ворошилыциков. В тени под крушиной были спрятаны полувейный хлеб, салака и простокваша.
Даже в самые жаркие дни кубьяс не снимал своего красного, забранного на спине полушубка с красным поясом. Подобно палачу, рыскал он среди барщинников, отчитывал и покрикивал, аж в лесу отдавалось.
Ох уж это палящее солнце, этот пот, это рабство.
У Ааду Кригуля, скрытного тихого мужика, стала нарывать нога, ему пришлось уйти с покоса посреди недели. Он лежал в Алатаре в постели, пек в угольной яме луковицы и прикладывал их к нарывающей ране, в глубине души довольный, что отдохнет теперь от тяжелой работы.
Вместо него на сенокос отправился Хинд.
Яак срезал на краю покоса ветки крушины и ракиты для стога. Май Кригуль подвозила на мерине сено, точно кукушка сидела на нем, чтобы оно не развалилось по дороге. Элл метала стог, парни подавали ей сено. К вечеру вырос высокий, хорошо сбитый стог, девка свое дело знала. Даже вечно недовольная Май не нашла к чему придраться.
— Ладный вышел стог, как бутылка!
Багровое веселое июньское солнце закатилось за горизонт. Застрекотали кузнечики. Ночевать остались на покосе. Развели огонь. Мыраские и лейгеские девчата затянули старую пастушью песню:
В лес гони свинью лениву, В лес пусти дударика, Засиделся дома он. Всю неделю изводил, Месяц с голоду морил!
Элл пропела со смехом, Май ответила серьезно:
Что ты лаешь, зла собака? Что ты брешешь, пестрая?
На ночевку устроились в копнах под навесом, сооруженным из веток и сена. Ночка-то короткая, через пару часов светать начнет. Паленогорские улеглись вплотную друг к другу, чтобы было теплее. Элл оказалась между двумя парнями.
Хозяин отвел в сторону свисающие на лицо былинки. Над лесом зажигались бледные звезды, с кострища тянуло тлеющими головешками, поодаль, в тумане, фыркали лошади.;
Хинд ощутил затылком теплое дыхание, затем раздался шепот:
— Повернись на бок, пусти меня погреться…
— Я сам озяб,— громко ответил Хинд.
Лежащая с краю Май прыснула.
— Пусти,— не отставала Элл. — Я и вправду мерзну.
Выходит, хозяин всюду должен поспевать и работницу
прохладной ночью согревать. Хинд нехотя повернулся к девушке. И она оказалась в его объятиях.
Парню вспомнились слова отца: «Настоящая девка мечет искры, будто еловый корень». И он засмеялся.
— Чего смеешься? — спросила Элл.
— Ты искры не мечешь?
— А я тебе не угольная печь.
Утром Яак спросил у Элл:
— Что, у хозяина-то под боком лучше было?
— А ты как думаешь? — в свою очередь спросила она.
— Откуда мне знать, не девка.
Они шутили, смеялись, и все-таки батрак помрачнел и целый день работал молча, зло, даже Элл заметила.
— Ты чего это разошелся, в хозяева, что ли, метишь? — подколола она его.
— Из меня бы хозяин вышел, не беспокойся,— подтвердил Яак.
— Может, и вышел бы, да только никто не предлагает,— засмеялась Элл.