- Стоп! - кричит Николай.
Выключаю станок. Лица у всех мрачнеют. Николай принимается за наладку. Радость моя пропала. Мне, как и всем, ясно: новая модель нуждается в конструкторской доводке. Скучное это дело. Снова придется проверять расчеты, просматривать все узлы. В общем, поэзия со станком кончилась. Начинается скучнейшая проза.
Пышкин сердито махнул рукой и ушел из цеха.
Сегодня за все эти месяцы я первый раз-подумал, стоит ли мне логарифмическую линейку менять на перо литератора? По образованию я инженер, а по специальности конструктор. Мое дело проектировать машины. Может, права Надя - не следует распылять свои силы?
Но как оставить работу, когда она подходит к концу? Страшно устал. Сколько я исписал бумаги, сколько в рукопись вложил труда, вдохновения, раздумий, радости и сомнений. И вдруг все это окажется напрасным? Даже подумать страшно.
25 февраля
Рукопись перепечатана на машинке и лежит у меня на столе. Сижу перед нею и думаю о ее дальнейшей судьбе, как мать над новорожденным первенцем. В голову идут невеселые мысли. Кому она попадет в руки? Как ее встретят в издательстве? Не непрасно ли обкрадывал себя, обделял вниманием семью, работу?
27 февраля
Скрепя сердце, запаковал рукопись и отправил ее в Москву. Будь что будет! Не одобрят - брошу писать, только и всего. Это, может быть, даже к лучшему. К чему тешить себя иллюзиями? В литературу, как и на сцену, стремятся попасть многие. Одних прельщает слава, других - легкий труд, третьих - деньги. Слава! Я не раз читал, что серьезные, знаменитые люди тяготятся своей славой и что прославленным людям живется труднее, чем нам, смертным. Они ведь всегда на виду…
1 марта Дочь! Сегодня родилась дочь! Назвали Наташей.
25 марта
Доводка нашего станка продолжается. Нам здорово помогает Тараненко. Я преклоняюсь перед его доброжелательностью и бескорыстием. Николай просто неутомим к своему многострадальному детищу. Мне же начинает надоедать черная, скучная работа над станком.
Надя рада, что я не просиживаю ночи над рукописью, нормально сплю. Переболел литературной корью и теперь взялся за ум.
Ответа из издательства все нет. Первые дни волновался, надеялся на скорый ответ. Теперь волнения утихли. Стараюсь не думать о рукописи. Временами мне кажется, что никакой рукописи у меня не было. В голове хоть шаром покати.
Раньше я каждый день записывал что-то в дневнике, теперь все реже заглядываю в него. К чему все это? После моей смерти кто-то прочтет эти письмена и посмеется над волнениями маленького человека. Да и о чем писать, если каждый день похож на своего предшественника, как две капли воды. Труд конструктора для меня утратит уже прежнюю романтику, стал обыденной работой. Без волнения принимаю новое задание - разрабатывать какой-то узел новой машины, сажусь и работаю, не испытывая ни тревоги, ни сомнения.
Завидую Николаю. Сколько в нем энергии, задора. Он снова воюет с начальством. Не успел принять механический цех, вступил в конфликт с начальником кузнечного цеха из-за нестандартных поковок, с которых при обработке половина металла шла в стружку. Николай отказался принимать от кузнецов такую работу. Пышкин обрушился на Николая, пригрозил простой станков отнести за его счет. Но на защиту Николая встал начальник ОТК. Пришлось кузнецам увеличить расценки на обработку громоздкой детали.
А через несколько дней Николай спорил уже с Брусковым. Литейщики давали некоторые массивные отливки с большим припуском, что отнимало у токарей и строгальщиков много лишнего времени. Начали искать виновников. Ими оказались модельщики и формовщики. Но они заявили, что по личному распоряжению директора на особо ответственных отливках допускали лишний припуск, чтобы снизить брак.
- Вы еще поплачетесь с этим Горбачевым, - сказал Пышкину бывший начальник литейного цеха Медведев. Сейчас он работал у Николая мастером.
- Это ты разбаловал литейщиков и кузнецов, - ответил ему Пышкин.
8 апреля
Получил письмо из издательства! Когда вскрывал конверт, у меня дрожали руки, сердце резко отстукивало удары. Строчки прыгали перед глазами, и я с первого раза не мог уловить смысл письма. Читаю второй раз и не верю глазам. Рукописью моей заинтересовалось издательство. Оно готово прикрепить ко мне опытного редактора. В первую минуту я подумал, не ошиблось ли издательство адресом? Потом от радости подпрыгнул на месте раз, другой, что-то выкрикивая. Вовка удивленно посмотрел на меня и убежал к бабушке на кухню. На пороге показалась мать, в недоумении глядя на меня.
- Сынок, что с тобой?
- Мама, понимаешь, мне редактора дают… Рукопись моя…
Мать ничего не понимала. Я подскочил к ней и начал целовать ее. В комнату вошла Надя. Я чуть не задушил ее в объятиях.
- Поздравляю, - сказала она, загораясь моей радостью.
С получением этого письма весь мир для меня представился в ином свете. Такое я испытывал несколько лет назад в Москве, когда узнал, что Надя любит меня.
Если издательство дает мне редактора, значит, в моей рукописи есть что-то стоящее.
Кончилась штилевая полоса. Жизнь моя, я это чувствую, снова вдруг сорвалась с обычного ритма и побежала стремительно вперед, все ускоряя бег.
ОДИНОЧЕСТВО
Вечером Даша шла по улице, ведя сына за руку. Мальчик был очень любознательным, его интересовало все: почему строят дома, почему едет автомобиль, почему смеется встречный дядя. Даша любила отвечать на его вопросы.
- Мама, почему у нас нет папы? - неожиданно спросил сын, подняв хорошенькое личико и заглядывая в лицо матери.
С тревогой она давно ожидала от сына именно этого вопроса. Ведь рано или поздно он должен спросить: где мой папа? Сейчас она не знала, что ему ответить. Попыталась отделаться шуткой.
- У нас нет денег, чтобы купить себе папу.
- А где их продают?
- В магазине.
- В каком магазине?
- Есть такие магазины.
- А, это в окне, где стоят тетя и дядя? Пойдем посмотрим.
- Другой раз посмотрим, а сейчас нам надо покушать.
- Покушать потом, а сейчас папу посмотрим, - настаивал Коленька.
Чтобы отвлечь сына от мысли об отце, она начала расспрашивать, чем их сегодня кормили в садике, какие сказки рассказывали, какие песни они пели. Мальчик отвечал рассеянно, на его лице Даша видела озабоченность.
- Коленька, почему ты спросил о папе?
- Тетя Маша спрашивала меня, где наш папа? У всех есть папы, а у нас нет, - ответил мальчик.
- А тебе очень хочется иметь папу? - спросила Даша, внимательно следя за выражением детского лица. У него вдруг загорелись глазенки, губы расплылись в улыбке. Он обхватил ее колени, припал к ним лицом. Даша вздохнула, ей было жаль сына. Она подумала о том, что Коленька выходит уже из того возраста, когда ребенок верит всему на слово. Ведь все равно когда-то придется сказать ему правду. Но что скажешь ему сейчас? Что папа бросил их, может быть, даже не знает, что он отец, и любит другую женщину, у которой есть муж и дети?
…Была весна. Деревья оделись первой зеленью, пахнущей дождем, солнцем и еще чем-то приятным и волнующим. Весело верещали воробьи, собравшись словно для спора на огромной липе. В голубом предвечернем небе, в белых облаках, слегка окрашенных розовым, в запахе цветов, в щебете воробьев - во всем чувствовалась могучая поступь весны. Весна у Даши вызывала радость и в то же время чувство грустного томления. Весна пришла, уйдет и снова вернется, вечно юная и прекрасная, а молодость уходит без возврата. Давно ли она, Даша, в коротеньком ситцевом платьице, с белыми лентами в косичках бегала в школу, в парусиновом портфельчике вместе с учебниками лежала ее любимая кукла. А потом работала на стройке, мечтала о прекрасном юноше, который счастьем озарит жизнь. Нашелся этот юноша, завоевал ее сердце, но, кроме страданий, ничего не оставил в ее жизни…