На слабый, неуверенный стук в дверь донесся знакомый милый голос:
- Войдите!
Николай решительно распахнул дверь. Даша занималась уборкой. В коротком ситцевом сарафанчике, тесном в груди и бедрах, в белой косынке и домашних тапочках на босу ногу, она стояла посреди комнаты, держа в руках мокрую тряпку, которой вытирала полы. На ее лице - испуг, радость, растерянность. Они молча смотрели друг на друга. Тряпка упала из рук. Николаю показалось, что перед ним стоит та Даша, которую он знал несколько лет назад…
- Дашенька! - крикнул он. Положил на пол игрушки, бросился к ней.
У Даши мелко подрагивали губы, глаза блестели. Она не могла вымолвить ни слова. Николай так крепко стиснул ее в объятиях, что у нее перехватило дыхание.
- Дашенька, милая, я теперь все знаю… Прости, родная!
Даша будто лишилась речи. Когда он поцеловал ее, у нее закружилась голова.
- Коля, - прошептала она, улыбаясь и плача. Обвила руками его шею, щекой припала к его щеке.
Мальчик, сидя на стуле и болтая ногами, в недоумении смотрел на чужого дядю, который обнимал и целовал его мать. Дядя Володя никогда не делал этого, он только здоровался с нею за руку и смотрел на нее. Почему же мама смеется и плачет?…
Даша поняла все, как только Николай появился в дверях. С некоторых пор она начала верить, что он придет к ней. И она его ждала. Ждала его в амбулатории, ждала случайной встречи на улице, ждала вечерами в скверике, когда ее преследовал Брусков… Сама не понимая того, она ждала его все эти долгие годы. Сердце не обмануло.
Немного придя в себя, Даша страшно смутилась, что у нее не убрана комната и что сама она стоит в стареньком, выцветшем сарафанчике и тапочках на босу ногу.
- А я уборкой занималась, - сказала, как бы оправдываясь.
Николай бросился к сыну, схватил его на руки, начал целовать. Первый раз в жизни он ощутил в себе отцовские чувства. Было горько от сознания того, что сколько лет он не подозревал о существовании сына. Сколько потеряно лет! Распаковал игрушки.
- Это тебе пока авансом, Николай Николаевич.
- Выйди на минутку, - попросила Даша, указывая глазами на свой сарафанчик.
- Тебе, Дашенька, лучших нарядов и не надо. Ты сейчас - прежняя, хорошая. - Он подошел к ней, снова привлек ее к себе.
Даша провела тыльной стороной ладони по его волосам.
- Теперь ты меня не выгонишь. А выгонишь - сяду на пороге и, как цепной пес, буду охранять свою семью. Нас теперь двое мужчин и оба Николая. В обиду себя не дадим. Хватит того, что было. Ладно, Дашенька, три минуты тебе хватит?
Она кивнула головой.
Даша быстро закончила уборку, одела Коленьке чистенький костюмчик и только после этого принялась приводить себя в порядок. Переодеваясь перед зеркалом, она вся светилась. Еще недавно им обоим казалось, что на пути к их примирению стоят непреодолимые преграды. Но оказалось достаточно одного взгляда, улыбки, теплоты в голосе, чтобы понять друг друга, отбросить прочь все наносное, ненужное.
Когда Николай снова вошел в комнату, Даша была в светлом платье. Он посмотрел на нее и ужаснулся от мысли, что мог навсегда потерять Дашу и сына.
- Поцелуй папу, - сказала Даша.
Мальчик протянул ручонки к Николаю, тот взял сына на руки, прижал к груди.
- Мама, ты купила мне папу? - вдруг спросил мальчик.
Николай и Даша рассмеялись.
- Нет, сынок, он сам пришел к нам, - улыбнулась Даша.
Пока Николай возился на полу, показывая сыну, как заводить механические игрушки, Даша хлопотала у стола.
ТАСЯ
Василий давно стал присматриваться к Таисии Львовне. Тася была молода и красива. В этой веселой, решительной женщине ему нравилось то, что она смотрела на жизнь с легкостью и беззаботностью, никогда не жаловалась на неудачи и скуку.
В доме Тася была полновластной хозяйкой и командовала мужем, как ей вздумается. Занятый постоянно производственными делами, Геннадий Трофимович ничем и никогда не ограничивал ее. «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало», - часто говорил он. У них были дети - мальчик и девочка. Тася любила их, как всякая мать любит своих детей, но она не приносила им в жертву себя, свое благополучие, поэтому дети не мешали ей жить в свое удовольствие. Любила ли она мужа? - об этом Тася никогда не задумывалась. Всех мужей она считала весьма далекими от понятий семейной этики, супружеской верности. Они только женам стараются вдалбливать в голову эти требования, а сами не прочь изменить при первом же удобном случае. Жен, слепо верящих своим даже порядочным, любящим мужьям, Тася считала дурехами.
Когда Николай Горбачев выиграл бой за свое изобретение и о нем на заводе ходила добрая молва, Тася заглядывалась на него. Но тот не заметил ее многообещающих взглядов, и она махнула на него рукой Таких недогадливых молодых людей она не считала даже за мужчин. Потом ее внимание привлек строгий, умный, чопорный Брусков. Но он, как позже узнала Тася, был безнадежно влюблен в какую-то врачиху, часами простаивал перед ее окнами. И вот глаза Таси остановились на Василии Ивановиче. Сначала она выступала перед ним в роли смиренной и целомудренной поклонницы его таланта, потом они стали друзьями. Ее муж после выхода в свет книги Торопова объявил его лучшим своим другом.
Василий Иванович считал себя человеком порядочным, он и мысли не долускал изменить жене, сделать подлость товарищу, поэтому вел себя с Тасей сдержанно. И в то же время Тася почему-то влекла его к себе.
Однажды Тася, болтая с ним по телефону, как бы между прочим упрекнула, что он до сих пор не пригласил ее на прогулку в лес. Василий Иванович невольно обрадовался этому. Условились о встрече.
И вот автомашина, мягко покачиваясь, словно по тоннелю, мчится по лесной дороге, устланной желтой опавшей листвой. В открытые витражи врывается аромат осеннего леса. По сторонам бегут березы, их стволы от солнца светятся, будто сами излучают мягкий свет, стволы сосен отливают жаркой медью. В зеркалах озер отражаются облака и голубое небо. Тася сидит рядом с Василием Ивановичем, по-детски восхищается всем.
Тася сама облюбовала поляну подальше от дороги. Осень одела деревья в золотую парчу. Под малейшим дуновением ветра на землю летят лалевые бабочки, медленно кружась в воздухе. Пахнет крепким настоем хвои, сухой палой листвой. Где-то дятел усердно выстукивает клювом.
- Красота-то какая! - взволнованно говорила Тася, очарованными глазами глядя по сторонам. Она и сама была похожа на эту чудесную золотую осень. И волосы под цвет осенней листвы.
Василий Иванович больше смотрел на Тасю, чем на красоты лесной глухомани, и думал: не полюбил ли он эту женщину? Что ой мучительно желал ее - этого он не скрывал ни от себя, ни от нее.
Тася взяла его под руку, и они медленно пошли по поляне, шурша опавшей листвой. Он крепко стиснул ее руку. Она, смеясь, повернула к нему лицо и посмотрела в глаза. Василий Иванович порывисто привлек ее к себе. В эти мгновения он забыл обо всем.
- Мальчик мой, - возбужденно проговорила Тася, глядя ему в лицо со счастливой улыбкой и смеющимися глазами.
- Тася, милая, - ответил Василий Иванович, не выпуская ее из объятий, боясь, что она выпорхнет из его рук и, подобно бабочке, растворится в золоте осенней листвы.
- Я давно это знала. Еще на вечере в твоем доме, когда ты первый раз посмотрел мне в глаза. - Она снова потянулась к нему.
Тася отдавалась своим чувствам бурно, не задумываясь о том, к чему они могут привести ее. От жизни она легко и весело брала все, что было для нее приятным.
И вот то, о чем давно тайно мечтал Василий Иванович, что не давало ему покоя, свершилось. И он вдруг почувствовал угрызение совести, на душе стало гадко, мерзко, он вспомнил о Наде и ужаснулся своему поступку. «Что я сделал!» - подумал он, поняв, как оскорбил жену, детей, какую обиду нанес товарищу, как запятнал себя…