Николай ходил по комнате, заложив руки в карманы. Для него было просто невероятным, что Надя страдает, что Василий изменяет ей. Если бы об этом Николаю сказал кто другой, он ни за что не поверил бы. Какую-то долю вины за печальную судьбу этой женщины он чувствовал за собой. Ведь он еще в институте замечал дурные наклонности Василия, не сумел вытравить их до конца, прошел мимо. Вот так и появляются на свет себялюбцы, зазнайки, потому что товарищи вовремя не заметят их падения, не поддержат, пройдут мимо.
«Что же делать? - спрашивал себя Николай. - Чем я могу помочь им? Поговорить с Василием откровенно, открыть ему глаза на истину? Поможет ли это?»
В комнату вошла Даша, неся в руках стопочку тарелок. Увидев нервно шагавшего Николая, опечаленную, с заплаканными глазами Надю, она поняла: у Тороповых в семье несчастье. Поставила на стол тарелки, подошла к Наде.
- Что с вами?
Надя посмотрела на нее глазами, полными страдания, припала головой к ее груди, заплакала.
Николай посмотрел на Надю, и жалость к ней защемила ему сердце. Он молча вышел из комнаты, чтобы оставить женщин вдвоем.
- Мне неприятно, больно говорить об этом, - ответила Надя.
Даша подвела ее к дивану, усадила рядом с собой.
- Вы любите своего мужа? - спросила Даша.
- Это теперь не имеет уже значения.
- Нет, это как раз и имеет большое значение.
- Я знаю, что он заблуждается. И это все потому, что человек предоставлен сам себе. Он был хорошим семьянином, преданным другом. Но с ним происходит что-то такое, чего я не могу понять до конца. Да и вряд ли он сам разбирается в этом. Мне жаль его, а как помочь ему, не знаю. - Надя нервно комкала платочек.
- Это хорошо, что вы верите в него. - Даша помолчала. - Мой совет: не делайте поспешных выводов. - Даша имела в виду свои неудачи, когда она, разуверившись в Николае, махнула на него рукой.
- Я вижу, что он с каждым днем все дальше уходит от меня, и я бессильна удержать его. Главное то, что делает он - противно его натуре и мне кажется, что он сам это чувствует, понимает, и все-таки делает. - Наде неприятно было говорить об этом, и она жалела, что пришла сюда просить помощи. Ведь Даша и сама многое пережила.
Даша слушала Надю и не знала, что ей посоветовать, чем помочь ее горю, как облегчить ее страдания. Жизнь человека складывается из тысячи малых и больших мелочей. Иногда какой-то пустяк может круто повернуть жизнь.
- Даша, вы были очень несчастны, когда ушли от мачехи?
- Кто как понимает счастье, - ответила раздумчиво Даша. - Я не считала себя несчастливой. Временами мне было трудно. Но у меня в жизни всегда была какая-то цель. Я всегда к чему-то стремилась, впереди светил мне огонек.
От Горбачевых Надя унесла надежду, будто впереди в ночном тумане снова блеснул ее огонек. «Права Даша, - думала она дорогой. - Поспешных выводов делать не надо. Пусть назревают события». Она верила, что Василий переживает трудный в жизни период, может быть, у него такой возраст, когда человеку на смену опрометчивой молодости приходит мудрая, расчетливая зрелость. Придет время, и все наносное будет отметено в сторону, все встанет на свои места.
В КУПЕ ВАГОНА
Василий Иванович в мягком вагоне скорого поезда возвращался домой. Далеко позади осталась Москва, где он отлично провел больше месяца. Он с радостью вспоминал вечера в доме литераторов.
Москва вновь пленила его бурной жизнью. Он сделал для себя вывод, что Москва - это великий ювелир, который неутомимо шлифует малые и большие таланты.
У него созрела мысль переехать в столицу на постоянное жительство. Василий Иванович представлял, как обрадуется этому Надя, она ведь потомственная москвичка. Там ей легче будет учиться в институте.
После столицы скучным, полусонным вспоминается родной город. Одним словом, переезд в Москву был решен окончательно. Там, и только там по-настоящему забьет родник его творчества. Там он изменит свой образ жизни, и в его семью снова вернется мир и согласие. Новые товарищи, новая среда, интересные встречи - все это так обогащает человека.
Василий Иванович успел порядочно соскучиться по семье. Мысленно он ласкал милую, преданную и терпеливую Надю. Сколько он причинил ей боли! Да, он вел себя отвратительно. Но этого больше не повторится. Он приедет в дом совершенно другим человеком, очищенным от лжи и мерзкой грязи. По приезде домой он при первом же удобном случае честно признается Наде в своем проступке, на коленях вымолит у нее прощение. Надя отходчива, она простит его, и они снова будут жить хорошо. Только в долгой разлуке Василий Иванович понял, как он любит жену, детей и как он плохо вел себя последнее время. Он вез из столицы семье подарки, и представлял уже, как радостно встретят его дома, и был бесконечно благодарен Москве, что она освежила его. Ему было приятно чувствовать себя чистым, свежим, хорошим, как только вышедшим из бани.
Где- то в душе жил еще образ Таси, потускневший за эти дни, утративший уже свою притягательную силу. Нет-нет да и вспомнятся прогулки по лесу, шальные Тасины ласки, вечера, проведенные с нею. Василий Иванович всячески отмахивался от этих воспоминаний, заставлял себя думать о жене. И странно, чем настойчивее он твердил себе, что с Тасей все покончено, чем упорнее он гнал ее из памяти, тем назойливее она преследовала его. В конце концов он вынужден был признаться себе, что все эти дни скучал по ней.
«Глупости! - убеждал он себя. - У меня хватит решительности порвать с нею раз и навсегда».
Василию Ивановичу уже надоела езда в поезде, он стал скучающе смотреть на однообразные пейзажи, проплывающие за окном вагона. Не хотелось и читать, тем более и книги ему попались скучнейшие.
В купе с ним из самой Москвы ехала семья инженера-металлурга: муж, жена и двое детей - малолеток. Глава семьи - высокий, красивый, с круглым румяным лицом и несколько грузноватым телом. Жена - полная противоположность ему: худенькая, низенькая, плоскогрудая, с узкими покатыми плечами. Она чем-то напоминала девочку-подростка. К тому же была близорука, носила очки с толстыми стеклами. Василий Иванович удивлялся вкусу металлурга. Здоровому и красивому просто не подходила его серенькая, тщедушная, как воробьиха, супруга. И Василий Иванович видел, что между супругами жила настоящая любовь. С какой трогательной заботой ухаживал инженер за своей супругой, кутал ее одеялом, носил ей из буфета фруктовую воду, чай, всякие сладости, как нежно и преданно смотрел он ей в лицо, как ласково произносил ее имя Маша, Машук. Она в свою очередь отвечала ему той же трогательной лаской и вниманием. Дети - мальчик лет трех и девочка лет пяти, худенькая и хрупкая, как мать, были добрыми, послушными.
Василий Иванович невольно любовался этой влюбленной четой. А ведь и он совсем недавно был таким же заботливым и любящим мужем, и люди тоже завидовали их дружной семье. Что же внесло в его семью разлад? Тася? Нет, еще до Таси у Василия Ивановича постепенно стали портиться отношения с женой.
«Ничего, все уладится, - успокаивал он себя. - После холодных пасмурных дней снова еще теплее и ласковее засветит солнце».
Как- то Василий Иванович разговорился с попутчиками. Инженер из министерского аппарата по своей доброй воле ехал работать главным металлургом на один из крупнейших заводов Урала. Он имел ученую степень, ряд изданных работ. Жена его была экономистом. Василию Ивановичу казалось странным решение супругов: сорваться с теплых мест и ехать в глушь.
- Не будете жалеть, что оставили Москву? - спросил их Василий Иванович.
- А что там жалеть? Прокуренные кабинеты, заседательскую суетню или бумажную канитель? Все это ужасно осточертело. Хочется настоящего дела. Я ведь начал с завода. Сделал некоторые усовершенствования доменных печей, выступил с рядом статей по вопросам технологии скоростных плавок. После этого меня забрали в аппарат министерства. Сколько там прекрасных специалистов! Им бы настоящее дело!