Выбрать главу

    То ли его слова тронули сердце Валентины, то ли он своей настойчивостью сломил ее гордость, она обняла его и впервые поцеловала.

    - Милый мой, хороший, - внезапно проговорила Валентина, ласково глядя ему в глаза. - Не говори глупостей. Будь мужчиной.

    - Ради тебя я готов на все.

    - Ты очень взволнован. Иди домой. Об этом мы поговорим в другой раз, когда ты будешь более спокойным.

    - Можно ли надеяться? - спросил он, целуя ее руки.

    - Надо прежде всего взвесить все, чтобы потом не жалеть, - ответила Валентина.

    - Я давно уже взвесил все.

    Василий Иванович в третьем часу ночи покинул ее номер. И сейчас, лежа на диване, он вспоминал разговор с Валентиной.

    - Валя, родная, я готов на все, - шептал Василий Иванович. В доме слышались чьи-то шаги, голос Варвары Петровны, тяжелые всхлипы Нади. И вдруг он почувствовал, что порвать с семьей не так просто, как временами казалось ему.

ОНИ РАССТАЛИСЬ ВРАГАМИ

    Если Надя мужественно перенесла первый удар, то на этот раз силы изменили ей. Последний удар был настолько внезапным и ошеломляющим, что она слегла в постель. У нее начался жар. Испуганная Варвара Петровна вызвала скорую помощь. Молодой врач не мог установить причины болезни и заявил, что заберет больную в клинику. Варвара Петровна запротестовала, вызвала на дом другого врача.

    К полудню Наде стало немного лучше, жар начал спадать. В спальню вошел Василий Иванович.

    - Тебе плохо? - спросил он, стоя у ее изголовья и виновато глядя на ее пылающее лицо, на губы со следами укусов, на печальные воспаленные глаза.

    Надя холодно посмотрела на него.

    - Уйди, - сказала она, облизнув сухие губы, и отвернулась к стене.

    Понурив голову, Василий Иванович с минуту постоял у постели, не находя, что сказать ей, вздохнул и тихо вышел из комнаты, чувствуя себя во всем виноватым. Его тревожила болезнь жены. Если сейчас, когда не произошло еще объяснения, она слегла в постель, то что с нею будет, когда он заявит ей о разводе?

    Тоскливо и неуютно он чувствовал себя дома, в кругу семьи, будто он был тут лишним и чужим, и все в доме тяготились его присутствием. «Скорее бы все это кончилось», - думал Василий Иванович.

    На другой день вечером пришел Николай. Он услышал, что Надя тяжело больна, и забежал проведать ее. Сел на стул у ее изголовья. Она протянула ему руку. Пальцы ее были горячи, в глазах отчаяние.

    - Что же это вы заплошали? - спросил Николай, рассматривая ее бледное измученное лицо, искусанные губы.

    Надя вздохнула.

    - Продолжается все та же история?

    Надя промолчала, будто не слышала его вопроса. Николай начал рассказывать о делах завода, об общих знакомых, передал ей привет от лаборанток, их наказы - не болеть.

    - Значит, помнят еще? - спросила Надя.

    - Помнят. Правда, на заводе было веселее? Надя кивнула головой.

    - У вас впереди еще будущее.

    - Какое там будущее. - Надя безнадежно махнула рукой, на глаза навернулись слезы.

    Николай понимал, что причина ее болезни - это следствие ссоры с мужем. Зная ревнивый характер Василия, не стал задерживаться у больной. Пожелав ей скорейшего выздоровления, он вышел из комнаты. Не хотелось встречаться с Василием, но он считал неудобным для себя, побывав в доме, не повидать хозяина. Зашел в кабинет. Василий сидел в кресле с книгой в руках. Он удивленно и настороженно посмотрел на Николая, вяло подал ему руку. Оба почувствовали холодок неприязни.

    - Узнал, что Надя больна, пришел проведать ее. Что с нею?

    Василий Иванович пожал плечами. В нем вдруг проснулась старая обида: портрет Нади в овальной рамке, разговор Николая с отцом на семейной вечеринке…

    - Поссорились? - спросил Николай.

    - Это что, допрос? - в свою очередь спросил Василий Иванович, исподлобья глядя на Николая. Он подумал, что Надя уже обо всем рассказала ему.

    Николай смущенно улыбнулся. Сухой, раздраженный голос Василия Ивановича произвел на него гнетущее впечатление.

    - Однако ты стал нервным.

    - Какой есть, - буркнул Василий Иванович, всем своим видом давая понять, что он не намерен отчитываться перед ним.

    Николай прошелся по кабинету.

    - На заводе ребята интересуются, когда будем читать твою новую книгу.

    В словах Николая Василий Иванович почувствовал издевку. Ни над какой новой книгой он не работал.

    Разговор не вязался. Василий Иванович был колючим, как еж, свернувшийся в клубок и распустивший во все стороны иглы. Николаю хотелось наговорить ему грубостей и уйти, громко хлопнув дверью. Но он помнил разговор с Надей у себя на квартире.

    - Смотрю на тебя, Василий, и диву даюсь. Ты последнее время стал неузнаваемым. Или ты сердишься на меня? - спросил Николай. - Так. Молчишь? Эх, Вася! Не слишком ли много мнишь о себе?

    Василий Иванович еще больше насупился. Он считал ниже своего достоинства слушать наставления Николая: кроме досады и обиды, они ничего не вызывали в нем.

    - Ну, знаешь ли… Я считаю бестактным прийти в дом к человеку и читать ему нравоучения, - раздраженно сказал он.

    Николай посмотрел на него, улыбнулся.

    - Может, тебе накапать валерианки?

    - Хватит с меня и того, что ты в институте достаточно читал мне морали. Хватит! Я и сам могу это делать!

    - Вася, боюсь, что ты не по той дороге пошел. Знаешь, что о тебе говорят на заводе?

    - Меня не интересует, какие обо мне ходят сплетни.

    - Это плохо. Надо прислушиваться, что о тебе говорят.

    - И в твоей опеке не нуждаюсь, - добавил Василий Иванович.

    - Дело не в опеке. Как товарищ, я хотел предупредить тебя… Ты рано оставил работу на заводе. Написать книгу - это не значит еще стать писателем…

    Василий Иванович с трудом слушал его.

    - Я знаю, что делаю.

    - Я хочу помочь тебе как товарищу. Ты напишешь не одну еще книгу…

    Василий резко оборвал его на полуфразе.

    - Хватит! Я не лезу в твою личную жизнь. Николай посмотрел на него, покачал головой.

    - Ну что ж, извини за назойливость. Прощай! Повернулся и твердым шагом направился к двери.

    Василий Иванович проводил его злым, растерянным взглядом. Они расстались почти врагами, будто между ними и не было многолетней дружбы. Василий Иванович и сам не понимал, почему он так неприязненно встретил Николая, откуда между ними выросла каменная стена, почему вдруг остыла их дружба, в которой они когда-то, как в живительном источнике, черпали бодрость, силу. Дружба когда-то обогащала их, защищала от невзгод.

    Василий Иванович прошелся по комнате, странно сутуля плечи, потом вяло опустился в кресло, зажал кулаками голову, будто у него страшно ломило в висках. Гадко, горько было на душе. Казалось, что он попал в стремительный водоворот, бешеное течение кружит его, как щепку, несет неведомо куда. Друг протянул ему руку помощи, а он из-за ложного самолюбия отвернулся от него, отдал себя на волю течения. В глубине души давно жило чувство своей неправоты.

РАЗВЯЗКА НАСТУПИЛА

    Надя выздоравливала. Медленно тянулись пустые, тоскливые дни и бессонные ночи, полные унылых раздумий. Василий избегал с нею встреч, и она все больше приходила к выводу, что между ними теперь все кончено. Он полюбил другую, и жена, дети стали обузой. У него лишь не хватает мужества прямо сказать об этом, вот он и лжет на каждом шагу. Если она и жила с ним до сих пор, то ее удерживала надежда, что он образумится. Человек может ошибаться, заблуждаться. В этих случаях надо не отворачиваться от него, а помогать ему преодолевать слабости.

    Как ей хотелось вернуть потерянное! Когда жили в доме родителей, Василий был совсем другим.

    Надя брала книгу, пробегала глазами страничку, другую и клала на тумбочку. Звала к себе детей, забирала их на кровать, рассказывала им сказки. С детьми не так остро чувствовались тоска и отчаяние.