Выбрать главу
Да во ту же пору было да во то время Из-за моря, моря да моря синего, Из-за поля, воля да поля чистого Да не темна ли тученька востучилась, А не грозна ли с дождем да поднималася, — Еще едет-то удалый добрый молодец, Еще тихия Дунай да сын Иванович.[27] Еще едет Дунаюшко по чисту полю, По тому же по раздольицу да широкому, Он смотрит во трубочку в подзорную, В подзорную в трубочку в дальневидную На все же на четыре да разны стороны: Да не видит своего да шатра черного, Да не видит он бочки с зеленым вином, — Только видит кроваточку одну тесовую.
Поехал тут Дунай да скоро-на́скоро, Приехал ко шатру да близко-на́близко: Да стоит одна кроваточка тесовая, На кроваточке лежит да добрый молодец, Заспал добрый молодец тут крепким сном. Да хотел ему Дунаюшко голову́ срубить, Еще сам он себе да прираздумался: «Да сонно́го-то убить да будто мертвого, Не честь мне хвала будет молодецкая, Да не выслуга будет богатырская». Закричал он, зазычал громким голосом: «Тебе полно спать да все пора ставать!» Пробужался наш Добрыня от крепко́го сну, Он легко-скоро скакал да на резвы ноги, Закричал он» зазычал громким голосом: «Уж ты конь мой, конь да лошадь добрая! Ты топериче бежи, конь, из чиста поля, Ты бежи-тко, конь, да скоро-на́скоро, Поспевай же ты ко мне да на́время». Услыхал во чистом поле его добрый конь» Он бежал к ему да скоро-наскоро.
Скакал тут Дорбрыня на добра коня, Да поехали богатыри на три поприща, Давали они поприща по три версты. Они съехались богатыри, поздоровались, А здоровалися они палицами боёвыми, — Они тем боем друг друга не ранили, Они не́ дали раночки да кровавоей, Да кровавоей раны к ретиву сердцу; Да от рук от их палицы загорелися. Да рубились сабельками вострыми, — У их вострые сабли расщербалися, Еще тем боем друг друга не ранили, Они не дали раночки да кровавоей, Да кровавоей ран очки к ретиву сердцу. Да кололися они копьями булатными, — Они тем боем друг друга не ранили. Да тянулися они тягами железными Через те же через гривы лошадиные, — Да железные тяги да распаялися. Соходили они да со добрых коней На ту же на матушку на сыру землю Да плотным боем да рукопашечкой, — Боролися они да вешний день до вечера. Еще день-то идет, братцы, ко вечеру, Красно солнышко катится ко западу, Ко западу катится да ко закату. По колен втоптались да в матушку сыру землю. Мать сыра земля тут сколыбалася, В озерах-то вода да заплескалася, Еще сырое дубье да согибалося, Да вершинка со вершинкой соплеталася, Еще сухое дубье много ломалося, Во чистом поле травку да залелеяло. Да во ту же пору было да во то время Из-за моря, моря да моря синего, Из-за поля, поля да поля чистого Да не темна ли тученька востучилась, А не грозна ли с дождем да поднимается, — Тут ведь едет удалой добрый молодец Да старый-то казак да Илья Муромец, Илья Муромец да сын Иванович. Едет-то Илеюшка по чисту полю, По тому же по раздольицу по широкому. Он ведь смотрит во трубочку в подзорную, Да в подзорную трубочку дальневидную. Да завидел Илеюшка во чистом поле, Там ведь бьются-дерутся два бога́тыря. А сидит-то Илеюшка на добром коне, Еще сам он себе да думу думает: «Я поеду к им да близко-на́близко, — Неверный с русским бьется, дак я помощь дам; Как два неверных бьются, буду притакивать;[28] Как русски-те бьются, да буду разговаривать».
вернуться

27

Дунай Иванович — русский, но «бродячий» богатырь. Он служил не киевскому князю, а королю «неверному», поэтому забыл закон братства русских богатырей, что выразилось в его угрожающей надписи у входа в шатер. Для Добрыни Никитича, Ильи Муромца как подлинных русских богатырей, а также для князя Владимира нет никаких сомнений в том, что поведение Дуная заслуживает осуждения и наказания.

вернуться

28

Как два неверных бьются, буду притакивать... — Илья собирается подзадоривать ту и другую сторону.