Да поехал Илеюшка скоро-на́скоро,
Да приехал Илеюшка близко-на́близко:
Тут дерутся два русских богатыря.
Закричал он, зазычал громким голосом:
«Уж вы ой еси, два русскиих богатыря:
Вы об чем дерите́сь да об чем бой идет,
Об чем у вас бой идет, да что вы делите?»
Отвечал тут Дунай да сын Иванович:
«Ишь, как перва-та находочка Добрынина:
Разбил у меня сороковку с зелены́м вином,
Растоптал у меня братынюшку серебряну,
Еще пре́рвал у меня весь черной шатер,
Еще черный шатер да чернобархатный,
Лемтюги он разбросал по чисту полю».
Говорил тут Добрынюшка Микитичек:
«Уж ты ой еси, стар казак Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович!
Еще много мы ездим да по чисту полю,
По тому же мы раздольицу широкому, —
Оставляем мы шатры белополотняны,
Да таких мы глупостей на написывам».
Говорил-то Илеюшка таково слово:
«Ты дурак-то, Дунай да сын Иванович!
Уж ты служишь королю да Лехоминскому, —
Ты такими глупостями да занимаешься».
Да говорил-то Добрынюшка таково слово:
«Я приехал ко шатру да из чиста поля,
На шатре-то надписи были написаны,
Неподобные такие надписи;
Тут стояла сороковка да с зеленым вином,
Тут стояла да братынюшка серебряна,
Да не мала — не велика, полтора ведра.
Ведь я брал братынюшку серебряну
Да цедил из бочки зелено вино,
Выпивал эту чару да зелена вина,
Да не малу — не велику, полтора ведра,
Выпивал ведь я да к едному духу.
Я перву-ту ведь выпил ради здравьица,
Я вторую выпил ради похмельица,
Еще третью я выпил ради шалости.
Как хмелинка в голове у меня появилася,
Во хмелю-то мне надпись не полюбилася, —
Я хватил ту бочку да с зелены́м вином,
Высоко ее да я выбрасывал, —
Она падала на матушку на сыру землю,
Разбил эту бочку да с зеленым вином.
Растоптал я братынюшку серебряну,
Уж я пре́рвал шатер да чернобархатный,
Лемтюги я разбросал да по чисту полю.
Повалился я тогда да на кроватку спать,
На кроватку спать да опочив держать.
Еще заспал я да ведь крепким сном.
Да приехал тут Дунай да сын Иванович,
Да приехал Дунаюшко из чиста поля,
Разбудил меня удала добра молодца;
Тогда стали-го мы да с им боротися,
А боротися мы да воеватися».
Говорил тут стар казак Илья Муромец:
«Перестаньте вы да биться-ратиться
Да садитесь подите на добрых коней».
Садилися они да на добрых коней
Да поехали по пути по дорожечке,
Да поехали они во красен Киев-град.
Приезжали они во красен Киев-град,
Встречали их князи да думны бо́яра,
Да встречал их Владимир стольнокиевский
Да со той же княгинюшкой Опраксией:
«Уж вы здраво ездили-во чисто поле?
Уж что вы там чули, что вы видели?» —
«Уж мы здраво ведь съездили во чисто поле».
Собирал им Владимир всё почестен пир
Для многих князей, для многих бо́яров,
Да для сильных могучих богатырей,
Для всех полениц да преудалыих,
Для всех купцов-гостей торговыих,
Для всех крестьянушек прожиточных,
Да про многих казаков со тиха Дону,
Да про всех-то калик да перехожиих,
Перехожиих калик да переброжиих.
Еще все на пиру тут напивалися,
Еще все на честном пиру наедалися,
Еще все на пиру были пьяны-веселы,
Еще все на пиру тут прирасхвастались:
Да иной-от хвастает да добры́м конем,
А иной-от хвастает да востры́м копьем,
А иной-от хвастает да золотой казной,
А иной-от хвастает да родной сестрой,
Еще глупый хвастает молодой женой,
Еще умный хвастает старой матерью.
Про того же Дунаюшка Иванова
Да сказали князю все Владимиру:
«Еще ездил Дунай как во чисто поле
Да служил он королю Лехоминскому.
Король его любил да все шатром дарил,
Да дарил ему шатер чернобархатный,
Да дарил ему кроваточку тесовую,
Еще ту же кроваточку дорогих костей,
Дорогих костей, костей заморскиих,
Заморских костей да зуба рыбьего.
Выдавал король да ему порцию,
Выставлял ему бочку да зелена вина».
Тут на его князь да распрогневался,
Говорил-то Владимир да таково слово:
«Уж вы ой еси, ключники-замочники!
Вы берите-ко мои да золоты ключи,
Вы берите Дуная да за белы руки,
Вы ведите-ко Дуная да во глубок погреб,
Запирайте Дунаюшка во глубок погреб».