Выбрать главу
А ведь тут-то я повыскочу, Да оттуль тебя-то не повыздыну, Ты останешься в подкопах во глубокиих». Еще старому казаку Илье Муромцу, Ему дело-то ведь не слюбилося, И берет он плетку шелкову в белы руки, А он бьет коня да по крутым ребрам, Говорил он коню таковы слова: «Ай же ты, собачище изменное, Я тебя кормлю, пою да и улаживаю, А ты хочешь меня оставить во чистом поле, Да во тех подкопах во глубокиих!» И поехал Илья по раздольицу чисту полю Во ту во силушку великую, Стал конем топтать да и копьем колоть. А он бьет-то силу, как траву косит; У Ильи-то сила не уменьшится. И просел он во подкопы во глубокие, Его добрый конь оттуль повыскочил, Он повыскочил, Илью оттуль повыздынул. И спустил он коня да богатырского По тому раздольицу чисту полю Во ту во силушку великую, Стал конем топтать да копьем колоть. И он бьет-то силу, как траву косит; У Ильи-то сила меньше ведь не ставится, На добром коне сидит Илья не старится. И просел он с конем да богатырскиим, И попал он во подкопы-то во другие; Его добрый конь оттуль повыскочил Да Илью оттуль повыздынул. И спустил он коня да богатырского По тому раздольицу чисту полю Во ту во силушку великую, Стал конем топтать да и копьем колоть. Он бьет-то силу, как траву косит; У Ильи-то сила меньше ведь не ставится, На добром коне сидит Илья не старится. И попал он во подкопы-то во третие, Он просел с конем в подкопы те глубокие; Его добрый конь да богатырский
Еще с третьих подкопов он повыскочил, Да оттуль Илью он не повыздынул, Сголзанул Илья да со добра коня, И остался он в подкопе во глубокоем. Да пришли татара-то поганые Да хотели захватить они добра коня; Его конь-то богатырский Не сдался им во белы руки, Убежал-то добрый конь да во чисто поле. Тут пришли татары да поганые, Нападали на старого казака Илью Муромца, И сковали ему ножки резвые, И связали ему ручки белые. Говорили-то татары таковы слова: «Отрубить ему да буйную головушку». Говорят ины татары таковы слова: «А й не надо рубить ему буйной головы, Мы сведем Илью к собаке царю Калину, Что он хочет, то над ним да сделает». Повели Илью да по чисту полю А ко тем палаткам полотняныим. Приводили ко палатке полотняноей, Привели его к собаке царю Калину, Становили супротив собаки царя Калина. Говорили татары таковы слова: «Ай же ты собака да наш Калин-царь! Захватили мы да старого казака Илью Муромца Да во тех-то подкопах во глубокиих И привели к тебе, к собаке царю Калину; Что ты знаешь, то над ним и делаешь». Тут собака Калин-царь говорил Илье да таковы слова: «Ай ты старый казак да Илья Муромец, Молодой щенок да напустил на силу великую, Тебе где-то одному побить мою силу великую! Вы раскуйте-ка Илье да ножки резвые, Развяжите-ка Илье да ручки белые». И расковали ему ножки резвые, Развязали ему ручки белые. Говорил собака Калин-царь да таковы слова: «Ай же старый казак да Илья Муромец! Да садись-ко ты со мной за единый стол, Ешь-ко ествушку мою сахарную, Да и пей-ко мои питьица медвяные, И одежь-ко ты мою одежу драгоценную, И держи-тко мою золоту казну, Золоту казну держи по надобью, Не служи-тко ты князю Владимиру, Да служи-тко ты собаке царю Калину». Говорил Илья да таковы слова: «А не сяду я с тобой да за единый стол, Не буду есть твоих ествушек сахарныих, Не буду пить твоих питьецев медвяныих, Не буду носить твои одежи драгоценные, Не буду держать твоей бессчетной золотой казны, Не буду служить тебе, собаке царю Калину, Еще буду служить я за веру, за отечество, Буду стоять за стольный Киев-град, Буду стоять за церкви за Господние, Буду стоять за князя за Владимира И со той Опраксой Королевичной». Тут старый казак да Илья Муромец Он выходит со палатки полотняноей Да ушел в раздольице в чисто поле. Да теснить стали его татары-ты поганые, Хотят обневолить они старого казака Илью Муромца. А у старого казака Ильи Муромца При себе да не случилось доспехов крепкиих, Нечем-то ему с татарами да попротивиться. Старый казак да Илья Муромец Видит он – дело немалое: Да схватил татарина он за ноги, Так и стал татарином помахивать, Стал он бить татар татарином, И от него татары стали бегати, И прошел он сквозь всю силушку татарскую. Вышел он в раздольице чисто поле, Да он бросил-то татарина да в сторону. То идет он по раздольицу чисту полю, При себе-то нет коня да богатырского, При себе-то нет доспехов крепкиих. Засвистал в свисток Илья он богатырский, Услыхал его добрый конь да во чистом поле. Прибежал он к старому казаку Илье Муромцу.
Еще старый казак да Илья Муромец Как садился он да на добра коня И поехал по раздольицу чисту полю, Выскочил он да на гору да высокую, Посмотрел-то под восточную он сторону. А под той ли под восточной под сторонушкой, А у тех ли у шатров у белыих Стоят добры кони богатырские. А тут старый казак да Илья Муромец Опустился он да со добра коня, Брал свой тугой лук разрывчатый в белы ручки, Натянул тетивочку шелковеньку, Наложил он стрелочку каленую, И спущал ту стрелочку во бел шатер. Говорил Илья да таковы слова: «А лети-тко, стрелочка, во бел шатер, Да сыми-тко крышку со бела шатра, Да пади-тко, стрелка, на белы груди К моему ко батюшке ко крестному, И проголзни-тко по груди ты по белый, Сделай-ко ты сцапину да маленьку, Маленькую сцапинку да невеликую. Он и спит там, прохлаждается, А мне здесь-то одному да мало можется». Он спустил тетивочку шелковую, Да спустил он эту стрелочку каленую, Да просвистнула та стрелочка каленая Да во тот во славный во бел шатер, Она сняла крышку со бела шатра, Пала она, стрелка, на белы груди Ко тому ли-то Самсону ко Самойловичу, По белой груди стрелочка проголзнула, Сделала она да сцапинку-то маленьку. Тут славный богатырь да святорусский, А й Самсон-то ведь Самойлович, Пробудился-то Самсон от крепка сна, Пораскинул свои очи ясные: Да как снята крыша со бела шатра, Пролетела стрелка по белой груди, Она сцапиночку сделала да на белой груди. Он скорошенько стал на резвы ноги, Говорил Самсон да таковы слова:
«Ай же славные мои богатыри, вы святорусские, Вы скорешенько седлайте-ко добрых коней! Да садитесь-ко вы на добрых коней! Мне от крестничка да от любимого Прилетели-то подарочки да нелюбимые: Долетела стрелочка каленая Через мой-то славный бел шатер, Она крышу сняла да со бела шатра, Да проголзнула-то стрелка по белой груди, Она сцапинку-то дала по белой груди, Только малу сцапинку-то дала невеликую. Погодился мне, Самсону, крест на вороте, Крест на вороте шести пудов. Если б не был крест да на моей груди, Оторвала бы мне буйну голову». Тут богатыри все святорусские Скоро ведь седлали да добрых коней, И садились молодцы да на добрых коней, И поехали раздольицем чистым полем Ко тем силам ко татарскиим. А со той горы да со высокий Усмотрел ли старый казак да Илья Муромец, А то едут ведь богатыри чистым полем, А то едут ведь да на добрых конях. И спустился он с горы высокий И подъехал он к богатырям ко святорусскиим: Их двенадцать-то богатырей, Илья тринадцатый. И приехали они ко силушке татарскоей, Припустили коней богатырскиих, Стали бить-то силушку татарскую, Притоптали тут всю силушку великую И приехали к палатке полотняноей. Сидит собака Калин-царь в палатке полотняноей. Говорят богатыри да святорусские: «А срубить-то буйную головушку А тому собаке царю Калину». Говорил старый казак да Илья Муромец: «А почто рубить ему да буйну голову? Мы свезем его во стольный Киев-град Да ко славному ко князю ко Владимиру».
Привезли его собаку царя Калина А во тот во славный Киев-град. Привели его в палату белокаменну Да ко славному ко князю ко Владимиру. Тут Владимир-князь да стольнокиевский Садил собаку за столики дубовые, Кормил его ествушкой сахарною Да поил-то питьицем медвяныим. Говорил ему собака Калин-царь да таковы слова: «Ай же ты Владимир-князь да стольнокиевский, Не руби-тко мне да буйной головы! Мы напишем промеж собой записи великие: Буду тебе платить дани век и по веку, А тебе-то князю я Владимиру!» А тут той старинке и славу поют, А по тыих мест старинка и покончилась.

Бой Ильи Муромца с сыном

Кабы жили на за́ставы бога́тыри, Недалеко от города – за двенадцать верст, Кабы жили они да тут пятнадцать лет; Кабы тридцать-то их было да со богатырем; Не видали ни конного, ни пешего, Ни прохожего они тут, ни проезжего, Да ни серый тут волк не прорыскивал, Ни ясен сокол не пролетывал, Да нерусской богатырь не проезживал. Кабы тридцать-то было богатырей со богатырем: Атаманом-то – стар казак Илья Муромец, Илья Муромец да сын Иванович; Податаманьем Самсон да Колыбанович, Да Добрыня-то Микитич жил во писарях, Да Алеша-то Попович жил во поварах, Да и Мишка Торопанишко жил во конюхах; Да и жил тут Василей сын Буслаевич, Да и жил тут Васенька Игнатьевич, Да и жил тут Дюк да сын Степанович, Да и жил тут Пермя́ да сын Васильевич, Да и жил Радивон да Превысокие, Да и жил тут Потанюшка Хроменькой; Затем Потык Михайло сын Иванович, Затем жил тут Дунай да сын Иванович, Да и был тут Чурило, млады Пленкович, Да и был тут Скопин сын Иванович, Тут и жили два брата, два родимые, Да Лука, Да Матвей – Дети Петровые… [1] На зачине-то была светла деничка, На зори-то тут было да нонче на утренной, На восходе то было да красна солнышка; Тут ставаёт старой да Илья Муромец, Илья Муромец ставаёт да сын Иванович, Умывается он да ключевой водой, Утирается он да белым полотном, И ставаёт да он нонь пред Господом, А молится он да Господу Богу, А крест-от кладет да по писанному, А поклон-от ведет да как ведь водится, А молитву творит полну Исусову; Сам надёрнул сапожки да на босу ногу, Да и кунью шубейку на одно плечо, Да и пухов-де колпак да на одно ухо. Да и брал он нынь трубочку подзорную, Да и выходит старой да вон на улицу, Да и зрел он, смотрел на все стороны, Да и смотрел он под сторону восточную, — Да и стоит-то-де наш там стольнё-Киев-град; Да и смотрел он под сторону под летную, — Да стоят там луга да там зелёныи Да глядел он под сторону под западну, — Да стоят там да лесы тёмныи; Да смотрел он под сторону под северну, — Да стоят-то-де наше да синё морё, — Да и стоит-то-де наше там чисто полё, Сорочинско-де славно наше Кули́гово; В копоти то там, в тумане, не знай, зверь бежит, Не знай, зверь там бежит, не знай, сокол летит, Да Буян ле славный остров там шатается, Да Саратовы ле горы да знаменуются, А богатырь ле там едет да потешается: Попереди то его бежит серый волк, Позади-то его бежит черный выжлок; На правом-то плече, знать, воробей сидит, На левом-то плече, да знать, белой кречет, Во левой-то руке да держит тугой лук, Во правой-то руке стрелу калёную, Да калёную стрелочку, перёную; Не того же орла да сизокрылого, Да того же орла да сизокамского, Не того же орла, что на дубу сидит, Да того же орла, который на синем мори, Да гнездо-то он вьет да на серой камень. Да подверх богатырь стрелочку подстреливат, Да и на пол он стрелочку не ураниват, На полёте он стрелочку подхватыват. Подъезжает он ныне ко белу шатру, Да и пишет нонь сам да скору грамотку; Да подмётывает ерлык, да скору грамотку; На правом-то колене держит бумажечку, На левом-то колене держит чернильницу, Во правой-то руке держит перышко, Сам пишет ерлык, да скору грамотку, Да к тому же шатру да белобархатному. Да берет-то стар казак Илья Муромец, Да и то у него тут написано, Да и то у него тут напечатано: «Да и еду я нонь да во стольнёй Киев-град, Я грометь-штурмовать да в стольнё-Киев-град, Я соборны больши церквы я на дым спущу, Я царевы больши кабаки на огни сожгу, Я печатны больши книги да во грязи стопчу, Чудны образы-иконы на поплав воды, Самого я князя да в котле сварю, Да саму я княгиню да за себя возьму». Да заходит тут стар тут во белой шатёр: «Ох вы ой есь вы, дружинушка хоробрая, Вы, хоробрая дружина да заговорная! Уж вам долго ле спать, да нынь пора ставать. Выходил я, старо́й, вон на улицу, Да и зрел я, смотрел на все стороны, Да смотрел я под сторону восточную, — Да и стоит-то де наш там стольнё-Киев-град… [2] Тут скакали нынь все русские богатыри. Говорит-то-де стар казак Илья Муромец: «Да кого же нам послать нынь за богатырём?
вернуться

1

Больше богатырей сказительница вспомнить не могла, как ни старалась, но сказала, что прежде помнила всех (собиратель).

вернуться

2

Да и стоит-то де наш там стольнё