Былины

Берет с собой палицу булатную,
Берет вострое копье он мурзамецкое;
Он повыехал в раздольице чисто поле,
Посмотрел на силушку поганого:
Нагнано-то силушки черным-черно,
Черным-черно, как черного ворона;
И не может пропекать красное солнышко
Между паром лошадиныим и человеческим;
Вёшниим долгиим денечком
Серому зверю вокруг не обрыскати,
Меженныим долгиим денёчком
Чёрну ворону этой силы не обграяти,
Осенниим долгиим денечком
Серой птице вокруг не облететь.
Посмотрел Ермак на силушку великую:
Его сердце богатырско не ужахнулось.
Он зовет себе бога на помочь,
Въехал-то он в силушку великую,
Стал он эту силушку конем топтать,
Конем топтать, копьем колоть.
Бьет он эту силушку, как траву косит,
И бился целые с уточки,
Не едаючись и не пиваючись,
И добру коню отдуху не даваючись;
А в нем силушка велика не уменьшилась,
И в нем сердце богатырско не ужахнулось;
В двадцать четыре часика положеныих
Побил он эту силушку великую;
Этой силы стало в поле мало ставится.
На той Московской на заставы,
На славной на Скат-горы на высокия,
Стояло двенадцать богатырей без единого.
Говорил тут старый казак Илья Муромец:
«Ай же, братьица мои крестовые,
Славные богатыри святорусские!
Мы стоим на славной Московской на заставы,
Думаем мы думушку великую,
Как нам приступить к эвтой силушке поганого;
А молодой Ермак Тимофеевич
Бьется он целые суточки,
Не едаючись и не пиваючись,
И добру коню отдуху не даваючись.
Поезжай-ка ты, Алешенька Попович,
Во чисто поле
Наложит-ко храпы крепкие
На его на плечики могучие,
Окрепи-тко его силушку великую,
Говори-тко ты ему таковы слова:
«Ты, Ермак, позавтракал,
Оставь-ка нам пообедати».
Выехал Алеша Попович в чисто поле
Ко славному богатырю святорусскому.
Наложил он храпы крепкие
На его на плечики могучие:
Он первые храпы пооборвал;
Налагал Алешенька Попович храпы другие:
Он другие храпы пооборвал;
Налагал Алеша храпы третьим:
Он и третьи храпы пооборвал.
Поскорешенько Алеша поворот держал,
Приезжал на Скат-гору высокую,
Говорил Алеша таковы слова:
«Ай же, старый казак Илья Муромец!
Хоть-то был я во раздольице - чистом поле,
То я не мог приунять богатыря святорусского
И не мог укротить его силушки великия;
Он трои храпы мои пооборвал».
Говорил Илья Муромец таковы слова:
«Поезжай-ка ты, Добрынюшка Никитинич,
Поскорешенько в раздольице чисто поле,
Наложи-тко храпы крепкие
На его на плечики могучие,
Окрепи-тко его силушку великую,
Говори-тка ему таковы слова:
«Ты, Ермак, позавтракал,
Оставь-ка нам пообедати».
Выезжал Добрыня во чисто поле
Ко славному богатырю святорусскому,
Наложил он храпы крепкие
На его на плечики могучие:
Он первые храпы пооборвал;
Налагал Добрыня храпы другие:
Он другие храпы пооборвал;
И налагал Добрыня храпы третьи:
Он и третьи храпы пооборвал.
Поскорешенько Добрыня поворот держал;
Приезжал на Скат-гору высокую;
Говорил Добрыня таковы слова:
«Ай же, старый казак Илья Муромец!
Хоть-то был я во раздольице чистом поле,
То не мог я приунять богатыря: святорусского
И не мог укротить его силушки великия:
Он трои храпы мои пооборвал».
Тут старый казак Илья Муромец
Сам скорешенько садился на добра коня,
Он ехал скоро-наскоро в раздольице чисто поле,
Подъехал к богатырю святорусскому,
Наложил он свой храпы крепкие.
На его на плечики могучие.
Прижимал его к своему ретивому сердечушку,
Говорил он ему таковы слова:
«Ай же, млад Ермак Тимофеевич!
Ты, Ермак, позавтракал,
Оставь-ка нам пообедати,
Прикроти-тки свою силушку великую».
Тут молодой Ермак Тимофеевич,
Со этыих побоев со великиих,
Со этыих с ударов со тяжелы их,
Кровь-то в нем была очень младая,
Тут молодой Ермак он преставился.
Тут старый казак Илья?
Муромец; Ехал он на Скат-гору высокую,
Брал свою дружинушку хоробрую,
Двенадцать богатырей без единого,
Сам-то Илья во двенадцатых.
Поехали раздольицем чистым полем:
От них литва поганая в побег пошла.
Тут они скрятали татарина поганого.
Этот-то татарин поганыий
Давает им заповедь великую;
И пишет с ними заповедь он крепкую:
Будет платить дани-выходы
Князю Владимиру искон до веку.