Былины

Разгорелось сердце у бога́тыря,
А у старого каза́ка Ильи Муромца,
Наруши́л он заповедь великую,
Просил себе да бога на́ помочь,
30 Да пречисту пресвятую Богородицу,
Припускал коня на рать-силу великую,
Стал он силу с крайчика потаптывать,
Конем топтать да из лука́ стрелять,
Стал рубать их саблей вострою,
Своим копьем да муржемецкиим,
Притоптал он силу-рать великую.
Подъезжал ко городу Чернигову,
Отворялися ворота во Чернигов-град,
Выходят мужички черниговски
40 Да низко ему поклоняются:
«Ай же ты дородный добрый молодец!
А иди-ка ты ко мне да воеводою,
Воеводою да во Чернигов-град».
Говорит старый казак Илья Муромец:
«Ай же вы му́жички-черниговцы!
Не пойду я к вам да воеводою.
Укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую да в Киев-град».
Говорят ему мужички-черниговцы:
50 «Прямоезжая дорога заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела,
Замуравела дорожка ровно тридцать лет.
Как у той ли реченьки Смородинки{19},
Как у той ли грязи, грязи черные,
Как у той ли берёзыньки покляпоей{20},
У того креста Леонидова{21}
Сидит Со́ловей-разбойничек Дихмантьев сын{22}
На семи дубах в девяти суках.
Как засвищет Соловей по-соловьиному,
60 Закричит, собака, по-звериному,
Зашипит, проклятый, по-змеиному,
Так все травушки-муравы уплетаются,
Все лазоремы цветочки отсыпаются,
А что есть людей вблизи — все мертвы́ лежат.
Прямоезжеей дорожкой есть пятьсот всех верст,
А окольною дорожкой-то всех тысяча».
Так тут старый казак Илья Муромец
Повернул коня богатырского
И поехал по раздольицу чисту́ полю́,
70 По той ли дорожке прямоезжеей.
Подъезжал ко реченьке Смородинке,
Ко той ли грязи, грязи черныей,
Ко той ли берёзыньке покляпоей,
Ко тому кресту Леонидову.
Как завидел его Соловей-разбойничек,
Засвистал Соловей по-соловьиному,
Закричал, собака, по-звериному,
Зашипел, проклятый, по-змеиному, —
Как все травушки-муравы уплеталися,
80 Все лазоревы цветочки осыпалися,
Мелки лесушки к земле да приклонялися,
А что есть людей вблизи — так все мертвы лежат.
А у старого казака Илья Муромца
А конь на корзни́ спотыкается.
Так тут старый казак Илья Муромец
Говорит коню да таковы слова:
«Ах ты волчья сыть, травяной мешок!
Ты везти не мошь и идти не хошь.
Не слыхал, что ль, посвисту соловьего,
90 Не слыхал, что ль, покрику звериного,
Не слыхал, что ль, пошипу змеиного?»
Сам берет он в руки плеточку шелко́вую,
А он бил коня по тучны́м бедрам,
Другой раз он бил меж ноги задния,
Третий раз он бил коня между́ ушей,
А удары давал всё тяжелые.
Отстегнул свой тугий лук разрывчатый,
Натянул тетивочку шелковую,
Наложил стрелочку каленую,
100 А он сам стрелке приговаривал:
«Ты просвистни, моя стрелочка каленая,
Попади ты в Со́ловья-разбойничка».
Сам спустил тетивочку шелковую
Во тую ль стрелочку каленую, —
Тут просвистнула стрелочка каленая,
Попала в Соловья-разбойника,
Попала в Соловья да во лево́й висок,
Сбила Соловья да на сыру землю,
На сыру землю да во ковыль-траву.
110 Как тут старый казак да Илья Муромец
Подъезжал он к Соловью близёшенько,
Захватил он Соловья да за желты́ кудри́,
Сковал он Соловью да ручки белые,
Сковал он Соловью да ножки резвые,
Привязал ко стремечку булатному,
Сам поехал дорожкой прямоезжеей,
Прямоезжеей — в стольно-Киев-град.
Тут случилось старому каза́ку Ильи Муромцу
Ехать мимо Соловьина гнёздушка.
120 У того Соловья-разбойничка
А было́ три дочери любимые.
Посмотрела в окошечко тут старша дочь,
Говорит она да таковы слова:
«Наш-то батюшка сидит да на добро́м кони,
А везет да мужика да деревенщину,
У правого у стремечка приковано».
Посмотрела в окошечко тут средня дочь,
Говорит она да таковы слова:
«Наш-то батюшка сидит да на добром кони,
130 А везет да мужика да деревенщину,
У правого у стремечка приковано».
Посмотрела тут в окошечко младша дочь,
Говорила она да таковы слова:
«Ай сестрёнушки мои родимые!
А ведь окушком вы есть тупёшеньки,
Умом-разумом вы есть глупёшеньки, —
А сидит мужик да деревенщина,
А сидит мужик да на добром коне,
Наш-то батюшка на стремени приковано».
140 — «Ай же му́жевья наши любимые!
А берите-ка рогатины звериные,
А бегите-тка в раздольице чисто́ поле́
И убейте-тка мужика да деревенщину».
Эти мужевья любимые