— Ехать в ханскую землю — служба немалая, и лучше некого послать, как Добрыню Никитича да Василья Казимировича, а в помощники послать Ивана Дубровича. Ведомо им, как в послах ходить, и знают, как с ханом разговор вести.
И тут Владимир-князь стольно-киевский наливал три чары зелена вина, не малые чары — в полтора ведра, разводил вино медами стоялыми.
Перву чару подносил Добрыне Никитичу, другую чару — Василью Казимировичу, а третью чару — Ивану Дубровичу. Все три богатыря вставали на резвы ноги, принимали чару одной рукой, выпивали за единый дух, низко князю поклонились, и все трое промолвили:
— Твою службу мы справим, князь, поедем в землю ханскую, отдадим твою грамоту повинную, двенадцать лебедей в дар, двенадцать кречетов и дани-выходы за двенадцать лет Бахтияру Бахтияровичу.
Подавал князь Владимир послам грамоту повинную и велел подать в дар Бахтияру Бахтияровичу двенадцать лебедей, двенадцать кречетов, а потом насыпал короб чистого серебра, другой короб — красного золота, третий короб — скатного [22] жемчуга: дани хану за двенадцать лет.
С тем садились послы на добрых коней и поехали в землю ханскую. Они день едут по красному солнышку, в ночь едут по светлому месяцу. День за днём, словно дождь дождит, неделя за неделей, как река бежит, а добры молодцы вперёд подвигаются.
И вот приехали они в землю ханскую, на широкий двор к Бахтияру Бахтияровичу.
Слезали с добрых коней. Молодой Добрыня Никитич на пяту [23] двери поразмахивал, и входили они в ханские палаты белокаменные. Там крест клали по-писаному, а поклоны вели по-учёному, на все на четыре стороны низко кланялись, самому хану во особицу.
Хан у добрых молодцев стал выспрашивать:
— Вы откуда, дородные добрые молодцы? Из каких городов, вы каких родов и как вас звать-величать?
Ответ держали добрые молодцы:
— Мы приехали из города из Киева, от славного от князя от Владимира. Привезли тебе дани-выходы за двенадцать лет.
Тут и подали хану грамоту повинную, подали двенадцать лебедей в дар, двенадцать кречетов. Потом подали короб чиста серебра, другой короб красна золота да третий короб скатного жемчуга. После этого посадил Бахтияр Бахтиярович послов за дубовый стол, кормил-потчевал, поил и стал выспрашивать:
— Есть ли у вас на святой Руси у славного князя у Владимира кто играет в шахматы, в дорогие тавлеи [24] золочёные? Играет ли кто в шашки-шахматы?
Проговорил в ответ Добрыня Никитич:
— Я могу с тобой, хан, в шашки-шахматы поиграть, в дорогие тавлеи золочёные.
Приносили доски шахматные, и стали Добрыня с ханом с клетки в клетку переступывать. Добрыня раз ступил и другой ступил, а на третий хану и ход закрыл.
Говорит Бахтияр Бахтиярович:
— Ай, горазд же ты, добрый молодец, в шашки-тавлеи играть. До тебя с кем ни играл, всех обыгрывал. Под другую игру я залог кладу: два короба чиста серебра, два короба красна золота да два короба скатного жемчуга.
Отвечал ему Добрыня Никитич:
— Моё дело дорожное, нет при мне бессчётной золотой казны, нет ни чистого серебра, ни красного золота, нет и скатного жемчуга. Разве что поставлю в заклад я свою буйну голову.
Вот хан раз ступил — недоступил, другой раз ступил — переступил, а на третий раз Добрыня ему и ход закрыл, он повыиграл залогу Бахтиярову: два короба чистого серебра, два короба красного золота да два короба скатного жемчуга.
Горячился хан, раззадорился, он поставил велик залог: платить дани-выходы князю Владимиру за двенадцать лет с половиною. И в третий раз залог Добрыня выиграл. Велик проигрыш, хан проиграл да и обиделся. Говорит он таковы слова:
— Славные богатыри, послы Владимира! Кто из вас горазд из лука стрелять, чтоб пропустить калёну стрелу по острию по ножовому, чтоб пополам стрела раздвоилася да попала бы стрела во кольцо серебряное и обе половины стрелы были весом равны.
И двенадцать дюжих богатырей принесли самолучший ханский лук.
Молодой Добрыня Никитич берёт тот тугой лук разрывчатый, стал калёну стрелу накладывать, тетиву стал Добрыня натягивать, тетива порвалась, как гнилая нить, а лук приломался, рассыпался. Проговорил молоденький Добрынюшка:
— Ай же ты, Бахтияр Бахтиярович, то дрянное лучишко, негодное!
И сказал Ивану Дубровичу:
— Ты ступай-ка, мой крестовый брат, на широкий двор, принеси мой дорожный лук, что ко правому стремени притороченный.
Отстегнул Иван Дубрович лук от правого от стремени и понёс тот лук в палату белокаменную. А к луку были пристроены гусельцы звонкие — не для красы, а потехи ради молодецкой. И вот несёт Иванушка лук, на гусельцах наигрывает. Все басурмане заслушались, эдакого дива век у них не было…