Главное отличие «Повести» о Василии Богуслаевиче от былины — в ином характере конфликта, который в «Повести» очень ясно очерчен: Василий — сын покойного новгородского князя Богуслая и должен, придя в возраст, принять княжескую власть; посадники новгородские, однако, боятся, что он захочет их «прибрать во свои руки и владеть... своею волею»; на пиру они напаивают Василия вином и вызывают его на похвальбу; основываясь на его сказанных во хмелю словах, что «быть Нову-городу всему за ним» и что «все посадники перед ним поклонятся», они подымают на Василия новгородскую рать, но Василий с товарищами побеждает и становится новгородским князем. Так использует В. А. Левшин известные явления исторической действительности — политическую борьбу в новгородских верхах, стремление новгородского посадничества «промысливать себе князей по сердцу», оберегая тем свои права и власть.
Сам Василий Богуслаевич предстает как вполне положительный герой. Правда, в начале «Повести» упоминаются, как и в былине, богатырские «шутки», которые волнуют народ. Но далее Василий лишен традиционного озорства: товарищей себе он выбирает с разрешения матери, на пиру он «сидит как красная девушка», пьет умеренно и не хвастает, помня советы матери. Его похвальба во хмелю спровоцирована посадниками. Он вступает в бой только ради обороны. Увещевающему его Старчищу он дает лишь «острастку» и отпускает его «с честию», а ставши князем, владеет Новгородом «с мудростью и милостью». «Никто не смел на него поднятися», «он княжил леты многие, проживал годы мирные». Этот характер «Повести», очевидно, и привлек внимание Екатерины II, которая сочла, видимо, полезным для пропаганды идеи «просвещенного абсолютизма» инсценировать произведение Левшина. Так возникла комическая опера в пяти действиях «Новогородский богатырь Боеслаевич» (отд. изд. 1786 года), в которой использовано не только содержание «Повести» Левшина, но и весь текст (словесная ткань, действующие лица). Дополнительно в оперу внесен романический элемент — в конце образуются две счастливые пары: Василий и дочь одного из посадников Умила, Фома Ременников и дочь приспешника.
Для истории русского былинного эпоса «Повесть» Левшина представляет большой интерес как отражение одного из устных вариантов XVIII века былины о Василии Буслаеве. Непосредственный источник «Повести» нам не известен, но несомненно, что это был иной вариант, чем тот, который вошел в сборник Кирши Данилова. С вариантом Кирши источник «Повести» сближают общий состав и порядок эпизодов (смерть отца Василия — Богуслая, «шуточки» Василия, жалоба новгородцев матери, выбор товарищей, столкновение на пиру, заключение Василия матерью под замок, эпизод с девушкой-чернавушкой, столкновение со старцем во время боя, победа Василия). Иная трактовка эпизодов, конечно, не может приниматься во внимание, так как «Повесть» несет явные следы авторской переработки. Но в то же время она заключает отдельные детали, которые известны в последующей устной традиции и которые отличны от варианта Кирши. Таковы, например, имена товарищей Василия — Потанюшка («он мал собою, невеличек и на одну ногу прихрамывает») и Фома Толстой сын Ременников. «Потанюшка хроменький» — наиболее традиционный персонаж былины о Василии Буслаеве в записях XIX—XX веков (см., например: Рыбников I, № 64; II, №№ 169, 198; Гильфердинг, I, № 54; II, № 141; Ончуков, №№ 11, 28, 88, 97; Марков, № 52; Астахова, I, № 14, и др.). Второй названный персонаж «Повести» тоже встречается в устной традиции (см., например: Рыбников, II, № 125; Гильфердинг, I, № 54 — толстый Фома; Гильфердинг, III, № 259 — Фома толстородливый; Ончуков, №№ 88, 97 — Фома толстой, сам ремесленной; Астахова, I, № 14 — Фома Ременников, и др.). В тексте Кирши Данилова имена дружинников Василия — иные. Совершенно очевидно, что для эпизода выбора товарищей Левшин имел другой источник. О том же свидетельствует наличие в «Повести» такого эпизода: мать Василия, узнав о его похвальбе на пиру, берет золотое блюдо с самоцветными камнями и спешит к посадникам, просит их простить Василия. Но посадники не принимают даров и отклоняют просьбу. Этого эпизода в тексте Кирши Данилова нет, но он встречается в записях XIX—XX веков (см., например: Рыбников I, № 64; Гильфердинг, II, № 141; III, №№ 284, 286, и др.).
В тексте «Повести» встречаются былинные выражения: «сажает его за столы дубовые, за скатерти браные, за ествы сахарные»; «подымает чан зелена вина одной рукой, выпивает его одним духом»; «где лишь махнет — тамо улица, а в другой хватит — с переулочками», «чтоб оставил он людей хотя на семена!» и т. п.