Приведенные фрагменты дают представление о стиле, в каком выдержан весь рассказ. Он воспринимается как явно присоединенный к традиционной в рукописной литературе «себежской» редакции. Откуда же он мог быть заимствован? В известных по сборникам былин стихотворных текстах и прозаических пересказах нет соответствующей версии сюжета об исцелении. Николай-чудотворец в качестве целителя упоминается только в одном варианте (Ончуков, № 19), но совершенно в другой ситуации: к Илье, слепому сидню, приходит «сиротинушка убогая» просить милостыню. Ковригой хлеба сиротина мажет Илье «очи ясные» и «ноги резвые», и Илья стал «на ноги резвые» и увидел «вольной белой свет». Илья не понимает, что с ним случилось: «Але во сне мне-ка это привиделось? Приходил, видно, Микола мне светитель». В одном из вариантов сборника Киреевского (I, стр. 77), в котором совершенно ничего не говорится об исцелении, Илья Муромец, задумав ехать в Киев, идет прежде всего за Дунай-реку, «к тому к Миколе Заруце́вскому» и служит «обедни запрестольныи». Не есть ли это смутный отголосок легенды об исцелении Ильи именно святителем Николаем? Нет никакого сомнения, что среди ходивших в народе легенд о чудесном получении Ильей Муромцем здоровья и силы, легенд, которые были кое-где распеты в виде былин, существовала и версия об исцелении Николаем-чудотворцем, — этот святой был особенно популярен в крестьянстве (вспомним, например, известную легенду о святых Николае и Касьяне).[50] Из такой устной легенды и мог быть взят каким-либо книжником рассказ об исцелении и передан им в стиле жития.
К этому рассказу в рассматриваемых текстах присоединены еще два эпизода: 1) о богатырских «шутках» молодого силача («которого возьмет за руку — руку оторвет») и 2) о выхаживании Ильей шелудивого жеребенка, который становится затем богатырским конем. Первый эпизод является распространенным эпическим мотивом. В русских былинах он известен в применении к Василию Буслаевичу и к вражескому богатырю Сокольнику. Нигде в устной традиции он не связан с Ильей Муромцем и не может быть связан, так как противоречит установившемуся облику этого богатыря. В рукописный текст он привнесен писцом, по-видимому, под воздействием повести или сказки о Еруслане Лазаревиче, где данный эпизод органически входит в повествование, мотивируя изгнание Еруслана из царства Картауса. Второй эпизод встречается в устной традиции в несколько ином виде: по совету калик, от которых Илья получает силу, он приобретает первого попавшегося ему на дороге жеребенка и выхаживает его (Рыбников, I, № 51; Григорьев, III, № 50; Марков, № 42, 67; Соколов — Чичеров, № 77 и др.; эпизод часто встречается в сказках об Илье Муромце).
Присочинив в начале рассказ об исцелении Ильи, автор «Истории» проводит и некоторую работу над рукописным текстом. Он изменяет начало, в котором ритм слышался ярко, а теперь сгладился благодаря введению деепричастного оборота:
... слуша Илья Муровец заутреню воскресную и в уме держал к силному ко кънязю Владимеру киевскому Всеславичу.
И был в церкви божи, слушал святую заутреню воскресную. И, отслушав заутреню, поход держал к столному граду Киеву, ко князю Владимеру, к солнышку Всеславьевичю.
Близкое народному творчеству выражение «дорога излучилась» или «случилася» (в вопросе, обращенном к Илье в Себеже), свойственное кратким текстам, в «Гистории» заменено словом «имеется». Эта замена переводит фразу в книжный стиль. В книжном стиле обработан и весь рассказ Ильи о двух причинах, задержавших его в пути: «...и изволите выслушать. Я скажу вашему величеству: отслушал я в Муроме заутреню воскресную, а дорогою завет я положил»; «...прострелил Соловья в правои глас и привес ево с собою для подлинного известия. И ныне он у вашего величества дворца обретается». Такова же и заключительная фраза центрального эпизода: «...указал учинить великои банкет и одарил Илью Муромца великими дарами и весма благодарил ево». Некоторой обработке подверглись даже устойчивые формулы. Например, описание дороги прямоезжей автор как бы уточнил: «...на мосты калиновыя, через реку Смородину». Это не значит, что в тексте центрального эпизода уничтожаются былинные особенности. Автор не стремился к изъятию их, но книжный элемент усилил. Былинный элемент смешивается с книжным и в последней части повествования — описании боя с царем Тухманом.