В Забелинском пространном тексте утеряно начало. Сохранившаяся часть открывается сценой в Чернигове после победы Ильи Муромца над басурманской ратью.
Рассказ о выезде Ильи Муромца в текстах «черниговской» версии строится иначе, чем в краткой «себежской» редакции: сперва упоминается о том, что Илья Муромец, сын крестьянина Ивана Тимофеевича из села Карачарова, сидевший 30 лет сиднем, вдруг стал на ноги и ощутил в себе силу, затем говорится, что, облачившись в воинские доспехи и оседлав коня, Илья просит у родителей благословения ехать в Киев, и родители дают наставление не чинить в пути никому обиды и не проливать напрасно христианской крови.
В таком виде — внезапное и необъяснимое выздоровление — тема Ильи-сидня встречается только в одном устном варианте (Рыбников, I, № 82):
Во всех остальных случаях, когда былина об Илье Муромце начинается с упоминания о параличном состоянии его в течение 30 лет, имеется более или менее развернутый рассказ о его чудесном исцелении проходящими странниками. И в приведенном случае мы можем видеть не отголосок какой-то традиции, а явное ее обеднение, тем более, что весь текст, излагающий сюжет о Соловье-разбойнике в 81 стихе, дает и в других своих частях пример такого обеднения.
Основной эпизод начальной части «черниговских» текстов — испрашивание у родителей благословения и наказ родителей — в устных вариантах встречается. В большинстве случаев он имеется там, где вариант начинается с рассказа об исцелении и лишь в редких случаях при его отсутствии, как например в широко известном по хрестоматиям и изданиям для народа варианте сборника Киреевского из Нижегородской губернии, где дается замечательное изображение прощания Ильи Муромца с отцом:
Иногда завет-наставление родителей передается в близких рукописным текстам формулах: «Не проливай ты напрасно крови человеческой» (Ончуков, № 19); «Поезжай-ка ты, Ильюша, в Киев-град, Не проливай ты напрасно крови христианской» (Астахова, II, № 157). В некоторых из этих случаев можно предполагать закрепление данной формулы через лубок, как в последнем из указанных вариантов, который несомненно восходит к какому-то книжному пересказу.[55]
Далее в «черниговских» вариантах идет рассказ о встрече Ильи Муромца с разбойниками, а затем уже следует эпизод спасения осажденного города — Чернигова.
В устной традиции сюжет «Илья Муромец и разбойники» встречается и в виде отдельной самостоятельной былины, и как одна из частей былины о трех поездках, и, наконец, в контаминации с другими былинами, чаще всего с былиной о Соловье-разбойнике. Поэтому можно предполагать, что объединение было уже в устном источнике и воспроизведено в исходном тексте, а не явилось самостоятельной композицией кого-либо из писцов. Но всегда, во всех полноценных вариантах, записанных от народных исполнителей, рассказ более развернут и красочен, чем в рукописных текстах. Следовательно, и здесь, очевидно, имело место сокращенное и опрозаиченное изложение. Совершенно, например, отсутствует постоянное в устных вариантах поддразнивание Ильей разбойников перечислением своего «имения»: быстрого и сильного коня, которому нет цены, дорогой куньей шубы, золотой казны; говорится только, что сердца разбойников «разгорелись» на богатырского коня, подобного которому никто еще не видал.
Устная традиция сюжета о встрече с разбойниками знает развязку двух типов: Илья Муромец или всех убивает, или только устрашает и оставляет в живых, наказывая разбойникам бросить свои темные, злые дела. Эта вторая развязка и использована «черниговскими» текстами. Но способ устрашения здесь менее традиционен. В устных вариантах чаще Илья Муромец стреляет в дуб, разбивая его на «мелкие черенья», щепки. Устрашенные разбойники падают ниц. В рукописных текстах и лубке Илья пускает стрелу в землю, и стрела начинает рвать ее «в косую сажень». Но и эта деталь известна устной традиции, хотя встречается реже: