Илья Муромец берет Соловья разбоиника и привезал ево крепко к стремени булатному и поехал к славному граду Киеву. И на пути стоят палаты Салавья разбоиника. И как поровнялса Илья Муромец против палат разбоиничьих...
Илья Муромец берет Соловья разбоиника и привязал ево крепко к стременю булатному и стал скакать во всю пору конскую, и выскакал те леса Брянския, те грязи топучия, те мосты калиновы, и перескакал реку Смородину, и выскочил в чистыя поля. Стоят три терема златоверховатыя. Илья Муромец спрашивает Соловья разбоиника: «Скажи, Соловеи разбоиник, не тот ли славнои Киев град?» Ответ держит Соловеи разбоиник: «Государь, удалои доброи молодец, силнои могучеи богатырь Илья Муромец! Это не славнои Киев град, это мои Соловьиныя палаты, а живут в них три мои дочери». И как поровнялса Илья Муромец против полат разбоиничьих...
«А ест он по быку, а пъет по котлу. И князь киевски велми об тебе соболезнует, что ты ево в едакои печали оставил». И нарядяс Илья Муромец в колечищина платья и идет прямо на княженецки двор.
«А ест он по быку, а пьет по пивному котлу. И князь Володимер вельми об тебе соболезнует, что ты ево вь едакои печали оставил». И говорит Илья Муромец: «Ои еси ты, колечища прохожеи! Что у тебя силы нет, или смелости?» И рече прохожеи: «Во мне силы много, да смелости нет». И говорит Илья Муромец: «Ои еси ты, колечища прохожеи! Даи мне свою гуню в пятьсот пуд, шляпу в тритцать пуд, костыль сорока сажен; поиду в славнои Киев град. Вот тебе мои доброи конь богатырскои, и вот тебе мое платье цветное и тугои лук». И пошел Илья Муромец в Киев град и пришел прямо на княженетскои двор.
Сравнение текстов лубочных листов и сходных с ними рукописных показывает, что часть рукописных текстов списана с рукописи, приготовленной для лубка (наст. изд., №№ 15—19), а часть — с отпечатанных лубочных листов (наст. изд., №№ 21—24). Сами лубочные листы печатались несколько раз с небольшими разночтениями. Рукописные тексты краткой редакции говорят об активном переписывании и с лубочных изданий и, возможно, с рукописи, приготовленной для лубка, а также о попытке переработать текст в сказку (наст. изд., № 25).
Иной характер, чем работа автора текста для лубка, носила работа автора Забелинского списка. Она шла по пути создания повествования подробного и иногда многословного.
Подробности, которые отличают текст Забелина от лубочного, не однородны: одни былинного, народно-поэтического характера, а другие книжного, прозаического. Былинный характер носит описание дороги прямоезжей, обращение Ильи к спотыкнувшемуся коню, обращение Ильи к Соловью после попытки дочери убить его, разговор с каликой в поле и переодевание. Книжный, прозаический характер имеет описание почестей, которые воздают Илье в Чернигове, и описание его встречи в Киеве. Это наиболее обширные сцены книжного характера.
В Чернигове Илью берут под руки «князь киберскои и воевода черниговскои», приглашают на пир, оставляют ночевать — «а все эта делалос в великую суботу». На другой день Илья «с князем киберским и воеводаи черниговским похристосывалса; и они ему дали по яичку и на них подписали подпись: в которои день поспел из Мурома в Чернигов град и сколко под Черниговым побил силы босурманския» (наст. изд., № 26). Сцена эта несомненно принадлежит творчеству автора. Она несколько изменяет и смысл повествования, ведь в былинах богатырь ни в каких свидетельствах и доказательствах, кроме своих поступков, не нуждается. Кроме того, в былинах богатыри обычно не выражают большого почтения князьям и воеводам, здесь же Илья держит себя как подданный и даже холоп. Так, он говорит: «...не подлежит вам меня, нижаишева раба, брать под руки и весть в полаты белокаменныя!»
Но вот Илья услышал о Соловье — «богатырское сердце разгорелоса» — и, переночевав в Чернигове, Илья «выехал в чистыя поля». И далее повествование и образ богатыря близки былине, хотя некоторый налет прозаического, книжного повествования и есть. Но вот Илья приехал в Киев. И опять идет обширное описание придворной сцены. Илья идет в церковь, христосуется с князем теми яичками, что получил в Чернигове. Он приглашен к князю на пир, и здесь князь испытывает, действительно ли Илья сильный богатырь. Активную деятельность проявляют «министры» Алеша Попович и Добрыня Никитич. А Илья опять становится очень «галантным», речь его ничего общего с былинной не имеет. Он называет князя Владимира «ваша светлость»; рассказав о бое под Черниговом, Илья прибавляет: «А ежели сему не изволите веры понять, то изволите послать справитца чрез почту». Когда князь Владимир сердится, Илья говорит: «За что такои гнев изволиш на меня держать, и чем я вас оболгал и какими словами?» Все эти сцены и речи очень напоминают описания придворных приемов и церемоний в повестях XVIII века, таких, как «Гистория о российском матросе Василии Кириацком» или «Повесть о гишпанском дворянине Карле и сестре его Софии». Там действуют камергеры, которые извещают царя о прибытии того или иного героя, они же узнают об имени прибывших. А герои говорят очень похоже на речи Ильи Муромца, которыми наделил его автор Забелинского текста. Например, Василий говорит цесарю, который стал его сажать за стол: «Пожалуй, государь великий царь, меня недостойнаго остави, понеже я ваш раб, и недостойно мне с вашею персоною сидеть».[60] Карл говорит французскому королю: «Доношу вашему величеству, что я гишпанскаго государства дворянин». «Я особно могу вашему величеству донесть о сей картине сущую правду, ежели угодно».[61]
60
Л. Н.
61
П. Н.