Примечательна также судьба повестей о царе Соломоне в русской литературе. Повести эти, известные у нас уже с XIV века и зачисленные в отреченную, запрещенную церковью литературу, к XVII веку переживают весьма интересную судьбу. Они дают материал для былинных переделок, переходят в устное бытование. Переделкой сказаний о Соломоне ученые считают былину о Василии Окульевиче, в сборниках сказок встречаются сказки о царе Соломоне. В рукописных сборниках тексты сказаний о Соломоне очень разнообразны. По словам А. Н. Пыпина, одни из них, «вероятно, были только поучительным и занимательным чтением, другие, напротив, ближе проникли в народное сознание и, изменившись под его влиянием, вошли в состав народной литературы».[88] Рассмотрение текста XVII века, в котором рассказывается о детстве Соломона, привело А. Н. Пыпина к мысли о том, что этот текст представляет собою повесть, образовавшуюся в результате записи народного рассказа.[89] К XVII веку в цикле повестей о царе Соломоне происходит расслоение: одни так и остаются в сборниках как поучительное, назидательное чтение, другие уходят в народное творчество, бытуют в устной традиции, а потом опять записываются в рукописные сборники.
Таким образом, в XVII веке народная поэзия активно вторгалась в литературу. Сказка, былина, песня дают мотивы и сюжеты, которые обрабатываются или частично включаются в повесть даже без изменения. В литературные произведения входят народно-поэтические приемы описания, даже традиционные устойчивые формулы сказок и былин. Мы их находим и в оригинальных, и в переводных повестях. Видимо, теперь возникает мысль о возможности и необходимости записи народных устных произведений, появляются записи пословиц, песен.
Очевидно, что именно в это время тесного и непосредственого общения фольклора с рукописной повествовательной литературой и могли появиться и получить широкое распространение в сборниках записи былин и их пересказов. Они появились не случайно и не потому, что их «содержание представлялось до некоторой степени аналогичным тем западного образца произведениям, которые теперь начинают входить в обиход читателя», как об этом говорил М. Н. Сперанский.[90] Возникновение повествований о богатырях было обусловлено тем же литературным процессом, той же тенденцией развития литературы, что и переводные рыцарские романы, той же тенденцией, которая привела к созданию занимательных сюжетных повестей. Если возможны теперь записи устных рассказов (о Фроле Скобееве), если повесть о Соломоне переходит в устную традицию, а потом обратно в рукописную книгу, если повествование о Еруслане Лазаревиче пришло к нам устным путем и, следовательно, потом тоже было записано из уст рассказчика, то ничего удивительного нет в том, что в этот же период развития русской литературы стали записывать и рассказы о русских богатырях. Их записывали разные люди и по-разному. Может быть, одни записывали по памяти, другие с пословесной передачи прозаического рассказа и даже «с голоса», т. е. при песенном исполнении былины, но все они связаны с одним литературным процессом — с развитием сюжетных повестей в разных формах и необычайной близостью этих новых, а также старых повествований с народным творчеством.
Какие-то сюжеты могли попасть в рукописные сборники и ранее, но развитие, литературную жизнь они получили в XVII веке и связаны с тем вторжением в литературу фольклора в самых разнообразных его проявлениях, которое мы наблюдаем в XVII веке, главным образом в его второй половине, и которое продолжается в начале XVIII века. Все это было органически связано с изменениями в общественно-исторической жизни страны. Занявший свое место в первых рядах литературного движения демократический писатель принес с собою живой разговорный язык и хорошее знание устного народного творчества. Он, конечно, знал былины, а порой, возможно, был и их исполнителем.
Устойчивость существования тексты записей былинных сюжетов приобрели потому, что своими особенностями, идейным смыслом отвечали запросам времени. Попадая в рукописные сборники, записи былин или их пересказов включались в круг повествовательных литературных произведений. Они переписывались, воспринимались читателем как повести и должны были удовлетворять определенные читательские запросы. Повествования, возникшие на основе героических былин об Илье Муромце, Алеше Поповиче, Михаиле Даниловиче, Сухане, отвечали патриотическим настроениям читателей. В XVII веке, когда еще живы были воспоминания о борьбе с интервентами, об освобождении Москвы, когда московское правительство боролось за воссоединение исконно русских земель, когда казаки активно защищали русские рубежи на юге государства от татар и турок, рассказы о подвигах богатырей были близки читателю. Сражения богатырей с врагами, «войском басурманским», перекликались с событиями современности. Когда Сухан или Михаил Данилович побивали рать татарскую, это не могло не вызывать воспоминаний о борьбе с крымскими татарами. Когда Михаил Данилович отвечает царю Бахмету: «Рад тебе служить верою и правдою, своею саблею вострою над твоею шеею толстою», — это очень напоминало события недавних лет на южных границах, самоотверженную борьбу казаков с турками и татарами, их дерзкие письма и ответы послам хана и султана. Борьба Ильи Муромца с царевичами заморскими под Себежем могла восприниматься в связи с борьбой Русского государства за Смоленск и западные земли.[91] Описания боев, всегда кончающихся торжеством богатыря, говорящие о его физическом и моральном превосходстве, вызывали подъем патриотического чувства читателей. И это следует отнести не только к XVII веку. В начале XVIII века повести были, очевидно, не менее живым материалом в связи с военными походами Петра I. Они не противоречили и процессу литературного развития повестей XVIII века. В XVIII веке, особенно в первой его четверти, народное творчество занимало значительное место в формировании новых повестей. Тесно связана с народным творчеством «Повесть о гишпанском дворянине Карле и сестре его Софии».[92] Очень велика роль фольклора в создании стиля повести о Ярополе-царевиче.[93] Вся вторая часть «Гистории о российском матросе Василии Кириацком» построена по типу сказок о приключениях.[94] В XVIII веке появляются целые рукописные сборники, где все, даже легенды и повести духовного содержания, изложено «эпическим языком и стилем народных сказок, с примесью, конечно, по местам слов и оборотов книжных, славянских».[95] Очевидно, в подобной литературной среде повести, составленные на основе былин, не были чем-то чуждым, тем более, что патриотическим, героическим смыслом своим были созвучны эпохе. Возможно, что именно к началу XVIII века следует отнести и наиболее интенсивные переработки пересказов былин об Илье Муромце в повести.
88
А. Н.
92
П. Н.
93
М. В.
94
См.: Г. Н.
95
М. И.