И в то время приехали ис поля станишники, и скоро входят во высок терем, бьют челом и покланяются великому князю Владимеру Всесла[вь]евичю, а сами зговорят таково слово: «Свет государь, князь Владимер |170| Всеславьевичь, пьеш и еш, проклажаесся, а того ты, государь, не ведаеш: за городом у нас в поле неведомо, государь, из Риму, неведомо, из Орды король едеть, а люди незнаемыя». И князь Владимер Всеславьевичь пошел во высок терем на самую на вышку, посмотрел: в чистое поле зачернелося, идут люди незнаемыя. И тогда князь Владимер Всеславьевичь поустрашился |175| и задумался, и хощет он воуружатися. И приказывает збирать всю свою силу богатырскую. И тут Илья Муромец стал разговаривать: «Свет государь, князь Владимер Всеславьевичь, не изволь печалиться. Ето не из Орды король едет, из Риму послы идут, и едут девять сынов Соловьевичев, а везут к тебе всю злату казну разбоиничью». И князь Владимер |180| Всеславьевичь велми стал бысть радостен, послал к ним навстречю любимаго своего боярина Добрыню Никитича.
И девять сынов Соловьевичев приехали к столному граду Киеву, ко великому князю Владимеру Всеславьевичу, и бьют челом они своеи воровскои казнои, а выкупали они отца своего, Соловья разбоиника сына Будимерова. |185| И князь Владимер Всеславьевичь велел у них ту злату казну принять боярину Добрыне Никитичу в свою казну государьскую. А их девяти сынов Соловьевичев всех звал хлеба кушать. И как у них был пир на весели, и князь Владимер Всеславьевичь пожаловал девяти сынов Соловьевичев: пяти братов в столники, а четырех братов в чашники. А велел |190| им жить у себя в столном граде Киеве, а отцу их, Соловью разбоинику сыну Будимерову, и велел им богатырьми слыть. Злата казна про них не запечатана, драгия пожичеща не ношены, добры кони не езжаны. И тем богатырьми слава от начала и до конца века. Аминь.
15
ИСТОРИЯ О СЛАВНОМ И О ХРАБРОМ БОГАТИРЕ ИЛЬЕ МУРОМЦЕ И О СОЛОВЬЕ РАЗБОИНИКЕ
В славном било городе Муроме, в селе Карачарове, жил в нем крестьянин Иван Тимофеевичь. У нево было любимое детище Илья Муромець. Сидел он сидном 30 лет. И как минуло 30 лет, то стал ходить на ногах крепок и ощатил в себе силу великую, и отделал себе зьброю ратную и |5| копие булатное, и оседлал коня своего богатирскова. И приходит ко отцу своему и к матери, и стал у них просить благословения: «Государы батюшка и матушка, отпустите меня в славнои град Киев богу помолитися, а князю киевскому обьявитися». Отець и мать его дають ему благословение, и кладуть на нево заклятие великое и говорять такие речи: «Поежаи |10| ты вь Киев прямо на Чернегов град и, будучи вь пути св<оем>, ты не делаи обиды и не про<лив>аи <крови хри>стия<нския> напрасно».
Илья Муромець принял у отца и матери благословение, богу молитца, со отцем и матерью прощается, и поехал в путь свои. И так далеко заихал в темни леса,1 что наехал на таборы разбоиничьи. И те разбоиники увидели |15| Илью Муромца, и разерились у них сердца разбоиничьи на коня богатирскова, и стали между собою разговаривать, чтобы лошадь отнять, что «такои ни в которых местах не видели, а нине един на таком добром коне незнаемо какои то человек». И стали на Илью Муромца напущать человек по десяти и по двадцяти. И стал Илья Муромец остановливать коня своего |20| богатирского, и вынимал ис колчана колену стрелу [и пустил калену стрелу] под землю, и калена2 стрела стала рвать в косую сазень. И, выдя то, разбоиники испужались, и собирались во един круг, и пали на колени, и стали говорить: «Государь наш батюшка, удал молодець, виновати ми пред тобои! И за нашу таковую вину бери казни сколко надобно, и платья |25| цветнова, и табуни лошадеи сколко угодно!» И усмехнувшись сказал: «Некуда мине девать, но естьли хотите живи бить, то вьпред не отваживаитесь етаво думать!»