Сопоставление отрывка с соответствующими местами былин об Алеше Поповиче и Тугарине, записанных от народных исполнителей, показывает, с одной стороны, ряд общих мотивов, с другой — и некоторые подробности, которые в изустных записях отсутствуют.
К устойчивым мотивам относится обращение-укор Алеши к князю Владимиру, допустившему наглое поведение Тугарина: «Государь ты, ласков князь Владимер киевско[и], али ты, государь, с княгинею не в любви живеш, что промеж вас болван сидит нетесоно[и]?». В варианте сборника Кирши Данилова Алеша Попович говорит князю:
И далее изображаются бесчинства Тугарина.
В другом варианте имеет место еще более близкая формула обращения:
Вся сцена на пиру традиционна. Тугарин выпивает огромную чару «единым духом». Алеша Попович вспоминает «обжерчивую» корову своего отца попа Федора, которая на поварне опилась бардою. На этом фрагмент обрывается. В былинах следует дальнейшее развитие образа прожорливого Тугарина и новые насмешки Алеши.
В устных вариантах находим очень близкие к данному фрагменту места, например:
Именно потому, что отрывок представляет бесспорно часть устно-поэтического произведения, при этом самую раннюю по времени запись данного сюжета, особый интерес получают подробности, которых нет в более поздних записях: участие чашника фрязина Матвея Петровича, уговаривающего Алешу не смеяться над Тугарином, так как тот не любит «шутки тяжелыя»; более детальная картина пира; наименование слуги Алеши Поповича Торопом. А. П. Евгеньева, обратившая на это внимание, дала убедительное объяснение потери первых двух черт позднейшей традицией: «Не только в XIX—XX вв., но уже в XVIII в. не было того материала, из которого черпала свои краски былина; в XVII же веке его было достаточно, и былина расцвечивалась яркими красками действительности. Детали пира в масловском отрывке (отсутствующие в записях XIX—XX вв. не только былины об Алеше и Тугарине, но и в других, где изображаются пиры) конкретны и живы для XVI—XVII вв. («Чашник-фрязин Матвей Петрович», наливающий «чару меду сладкого», «девятая ества — лебедь белая», передача поднесенной чары младшему товарищу) — отсутствуют в современных записях, так как не поддерживаются реальной жизнью».[27] Эти подробности органичны в изображенной сцене. Отрывок свидетельствует о наличии в XVII веке редакции эпизода на пиру, которая в более поздних былинах не сохранилась.
Интересно также имя слуги-паробка Алеши Поповича — Тороп, упоминающееся в летописных сводах как имя слуги богатыря Александра Поповича. В XVIII веке это имя, видимо, получает в эпосе более широкое применение для обозначения слуги богатыря. В приведенном Левшиным былинном отрывке[28] Тороп оказывается слугой Добрыни Никитича. В рукописных текстах XVIII века об Илье Муромце (наст. изд., №№ 10—12) говорится, что князь Владимир подарил Илье Муромцу «слугу вернова» Торопа, с которым Илья и выезжает в поле. Имя Торопа как слуги Ильи Муромца находим и в варианте былины о Калине-царе, записанном от М. Д. Кривополеновой.[29] В других записях XIX—XX веков это имя уже не встречается. Слуга Алеши — обычно Еким, Аким.
Значительной сохранностью былинного речевого склада и ритма отличается и текст с записью былины об Иване Годиновиче. Стихотворный вид былины легко восстанавливается, строки с разрушенным стихом встречаются редко.
26
Близкие к сцене на пиру места имеются еще в былинах сборников Тихонравова — Миллера, II, №№ 28 (стихи 115—120), 29 (стихи 51—60 и 65—69), Григорьева, I, № 176 (212) (стихи 90—95), Ончукова, № 85 (стихи 91—98), в тексте, опубликованном Т. А. Шубом в книге «Русский фольклор. Материалы и исследования» (т. I, М. — Л., 1956, стр. 213—214) и др.
29
М. Д.