Осенью 1941 года Сталин приказал использовать тактику «выжженной земли» в войне с немцами, то есть уничтожать всё, чтобы наступающие войска нацистов могли использовать в качестве пристанища. Приказ был жестоким, от него страдали и многие советские граждане. Это старая, но вместе с тем ужасная стратегия: уничтожить всё, чем может воспользоваться противник.
Ночью запылали дома в Крюково, Алабушево, и других населенных пунктам. Старые дома, построенные еще дедами пылали, а люди не успевшие эвакуироваться, протестовали и метались по улице, пытаясь их спасти. Дошла очередь и до Клина. Мой дед, бабушка, моя мать и сестра отца все ночи дежурили около дома, сбрасывая пылающие факелы с крыши. А на машинах ездили военные, прозванные в народе «ястребки», и бросали горящие факелы на дома.
Свой дом они отстояли, он один из тех многих, что сожгли, остался стоять целым на улице. Дом был покрыт железной крышей, что во многом помогло спасти его от пожара. Люди, оставшиеся без крова, негодовали и проклинали тех ребят, которые это делали. Хотя те были не виноваты, им самим было жаль людей, но приказ оставался приказом.
Выполнить этот приказ было значительно сложнее, чем просто поджечь дома. В результате действий «охотников» и диверсантов-поджигателей без крова оставались не только немцы, но и советские граждане. Именно по этой причине, на Зою Космодемьянскую, ведомую на казнь немцами, набросилась с палкой одна из жительниц Петрищево. Один из мифов вокруг подвига Космодемьянской связан с тем, что многие источники называют ее партизанкой. На деле она была официально зачислена в ряды красноармейцев и была диверсанткой, заброшенной в тыл врага для выполнения боевого задания вместе с товарищами с задачей сжечь в течение пяти дней десять населенных пунктов, в том числе деревню Петрищево. Приказ обрекал на смерть от холода мирных граждан и подталкивал местное население на сторону немцев, лишая партизан поддержки. Более того, диверсанты физически не могли сжечь населенные пункты полностью, все ограничивалось бессмысленными поджогами нескольких строений.
Подвиг Зои Космодемьянской неоднозначен. В составе 2000 добровольцев в Москве она пришла поступать в школу диверсантов. Им там же, сразу в лицо сказали — смертники они на 95 %. большая часть людей осталась. Ещё раз — большая часть москвичей в 1941 осталась, зная, что погибнет с вероятностью почти 100 %. Это было совсем иное время и иные по составу душ люди!! Это были люди из живой стали, не чета нынешним равнодушным наблюдателям и избалованным мажорам. Сегодня москвич это символ недовольного обывателя, а тогда москвич это символ воли и чести для всей страны.
Три дня подготовки и Зоя Космодемьянская выехала с группой на первое минирования под Волоколамском. Группе выдали бутылки с зажигательной смесью, пистолеты, а также сухой паек на пять дней. Боеспособность бывших школьников была очень низкой, сразу после заброски в тыл диверсанты наткнулись на немецкий патруль, почти все юноши и девушки погибли в перестрелке или попали в плен. Однако, Зое удалось скрыться вместе с двумя товарищами. Космодемьянскую вечером 28 ноября 1941года при попытке поджечь сарай схватил местный житель Семен Свиридов. Допрос комсомолки вели три офицера и переводчик, по свидетельству очевидцев, ее раздели догола и пороли ремнями, но она ничего не рассказала. На следующее утро Космодемьянскую вывели на улицу, где немцы соорудили виселицу. На грудь девушки повесили табличку с надписью на русском и немецком языках: «Поджигатель домов». Перед смертью она успела крикнуть: «Граждане! Вы не стойте, не смотрите, а надо помогать воевать! Эта моя смерть — это мое достижение».
С самого начала войны мой отец рвался добровольцем на фронт, хотя у него была железобетонная бронь, так как он работал на заводе «Лаборприбор». Только с пятого раза ему удалось получить направление в армию, причем произошло это очень смешно. Завод был стекольным, а кроме того, производил приборы с ртутью, взрыватели и другое оборудование для фронта. Мой отец работал техником на газовой станции, так как для изготовления стекла и приборов нужен был газ. Начальство каждый раз отказывалось снять с отца бронь, как он не пытался его уговорить. В очередной раз, придя в военкомат, он каким- то чудным образом получил повестку. Обрадовавшись, отец быстро прибежал домой, собрал вещи и побежал на призывной пункт, который располагался в городе на другой стороне реки Сестры. Чтобы туда попасть, надо было пройти через мост. Дома никого не было. Моя мать в это время на берегу реки стирала белье. И там, с моста отец увидел мать, и крикнул ей: «Маня, я ушел на фронт. До свидания!». Вот так они простились, не зная встретятся или нет.