Но все это уже было, подумала она, слегка содрогнувшись. Она опять втянута в орбиту Гая, и на сей раз ей суждено остаться в ней, видимо, надолго. Она почувствовала, как в животе у нее все сжалось, ей стало трудно дышать. Она повернулась и огляделась.
Интересно, неужели он рассчитывает сегодня спать с ней?
Ее взгляд остановился на черном шелковом халате, и в ее воображении возник образ — Гай небрежно бросает этот халат на стул, обнажая свое крепкое и гладкое тело, волнующе гибкое в своей наготе. Пижамы не было видно. Гай никогда ничего не надевал в кровати. Когда она как-то осмелилась задать ему вопрос об этом, он ответил:
— Для того, чтобы было тепло, мне нужна только ты.
О господи! Ее грудь тяжело вздымалась. Она просто не может — не может! — вот так лечь в постель с ним сегодня, как будто за эти четыре года не произошло ничего особенного!
Она резко повернулась, бросив на эту проклятую постель последний взгляд, и вышла из комнаты, но задержалась в холле, закусив зубами свою дрожащую нижнюю губу, и с надеждой бросила взгляд на еще одни двери, ведущие из холла.
Может быть, здесь есть еще одна спальня? Сердце ее забилось, и она открыла дверь рядом с той, что вела в спальню Гая. И тут же чуть было не вскрикнула от радости, увидев, что это действительно спальня.
Марни осторожно прикрыла дверь, надеясь в душе, что если она будет действовать с умом, то, возможно, именно там она и проведет сегодняшнюю ночь. Она знала Гая. Знала его достоинства и слабости. Если использовать кое-какие хитрости, то можно было повернуть дело так, как нужно ей.
Было уже десять, когда они поужинали, откинулись на спинки своих кресел, отодвинув пустые кофейные чашки, и Марни сладко зевнула, показывая, что хочет спать.
— Можно одолжить твою рубашку вместо ночной? — спросила она, поднимаясь.
Гай медленно встал с кресла, спокойно-дружелюбная атмосфера, которую им удалось установить на время ужина, моментально испарилась.
— Тебе и так не будет холодно сегодня ночью, Марни, — тихо проговорил он. — Тебе не понадобится рубашка, поскольку я буду рядом и не позволю тебе простудиться.
Марни чуть помедлила, выходя из-за стола, затем не спеша повернулась к нему.
— Знаешь, Гай, — тихо сказала она, — несмотря на все то, что произошло между ними — а я признаю, что далеко не все было прекрасно, — я ни разу не усомнилась, что ты уважаешь меня.
Это замечание застигло его врасплох, он резко выпрямился.
— Разумеется, это так, — настороженно подтвердил он, ожидая продолжения.
— И до того, как мы с тобой поженились, — хотя, я знаю, ты сильно хотел меня, — ты всегда проявлял уважение, умея сдерживать себя в самые критические минуты.
Он коротко кивнул.
— Разумеется. Ты хочешь сказать, что я хотел, чтобы моя невеста в нашу брачную ночь была невинной.
— Вот именно, — подтвердила она, неожиданно тронутая тем, с каким благоговением он произнес эти слова. — И ты ведь знаешь, Гай, — продолжала она, не отводя взгляда от его глаз, — что в моей жизни, кроме тебя, мужчин не было.
В его глазах вспыхнуло выражение гордости и торжества, которое ему не удалось скрыть.
— Я верю тебе безоговорочно.
Его доверие было несомненным — еще одно обстоятельство, что неожиданно смягчило ее.
— Меня всегда поражало в тебе, Марни, — проговорил он слегка охрипшим голосом, — что ты можешь оставаться столь чистой, хотя я знаю, какая страсть может гореть в твоем теле. Неужели ты боишься, что я сделаю тебе больно? — неожиданно спросил он, совершенно неправильно истолковывая ее слова. Он обошел вокруг стола и ласково взял ее за плечи. — Я очень хорошо знаю, как долго мы не были вместе, Марни. И я схожу по тебе с ума — я так хочу почувствовать теплоту и упругость твоего тела рядом с моим, но я буду любить тебя так же нежно и осторожно, как и в тот первый раз, когда ты стала моей. Можешь не бояться меня.
— Нет, ты не…
Она хотела сказать «не понял меня». Но его губы похитили с ее губ последнее слово, прежде чем она успела его произнести, и все то, что она с такой тщательностью продумала, вдруг предало ее и ушло. Остался этот поцелуй, такой ошеломляюще нежный, что ей показалось, что она вернулась в прошлое, в ту ночь, когда пять лет тому назад Гай впервые заключил ее в объятия как свою супругу.
И Марни, отдавшись этому воспоминанию, отвечала ему, лаская его губы губами. В то же время она отчаянно и безрезультатно пыталась мысленно отделить прошлое от настоящего, старалась не забывать, почему она здесь, кто она, с кем она и что он сделает с ней, если она потеряет бдительность и ослабит оборону. Но это настоящее, шутя, ломало все препоны, которые она так изощренно и долго строила, которым училась всю жизнь. Этот поцелуй был совершенно необыкновенный — нежный, полный любви, обещающий все то, что она когда-то дерзко надеялась получить и что потом ломала, подавляла, выжигала в своей душе и гордилась этим.