— Папа…
— Что, сынок?
— Лучше ты меня сам проэкзаменуй, — Гешка смотрел на папу умоляюще.
Но тот покачал головой.
— Нельзя, сынок.
— Почему? — отчаянно настаивал Гешка. — Ты же директор школы.
— Видишь ли, я прежде всего человек. Могу ошибиться, могу поддаться настроению — ты же мой сын. А механический экзаменатор определит все точно и, главное, беспристрастно. Пойдем, Борик!
Уговорить папу было невозможно. Оставалось одно: хитроумный план, прибереженный для крайнего случая.
— Папа, можно Борик со мной останется? Я… я боюсь.
— Боишься? — папа, улыбаясь, погладил его по голове, как маленького. — Что же здесь страшного?
— Я… я не знаю, — пришлось даже всхлипнуть для правдоподобия. — Этот СМЭХ так гудит. Я боюсь…
— Ладно, — согласился папа. — Вообще-то на экзаменах запрещено присутствовать кому бы то ни было из людей, кроме самого экзаменующегося. Но Борику, я думаю, можно.
Гешка еле сдержался, чтобы не присвистнуть от радости. Удастся его плащ удается!
Едва дверь закрылась за папой, Гешка взялся за робота.
— Ты меня любишь?
Борик смотрел на него преданными глазами:
— Я… люблю… всех… людей.
— Сделаешь, что я скажу?
— Я… сделаю… все… что… скажет… человек.
— Все-все?
Гешка опасливо косился на СМЭХа. Слышит он или не слышит? А если слышит, то понимает, что к чему?
Борик замялся, прежде чем ответить. Это было нечто новое.
— Все… кроме… одного.
— Чего? — насторожился Гешка.
— Когда… самому… приказывающему… стыдно… за… свое… приказание.
— Ну, это чепуха! — он облегченно вздохнул и зашептал роботу прямо на ухо. — Вот что, Борик, сейчас меня будут спрашивать. Что я не знаю, ты подскажешь. Понял?
Длинные, красиво изогнутые ресницы из синтетического волокна виновато заморгали.
— Извини… не… подскажу.
Что?! Борик отказывается? Он не хочет выполнить Гешкиного приказания? Такого случая еще не было за все время их дружбы.
— Не подскажешь? Почему?
Ответ огорошил:
— Тебе… стыдно.
— Да не стыдно мне ничего! — заорал Гешка, позабыв об осторожности. — Выдумал тоже!
— Тебе… стыдно! — такое упрямство тоже не было в духе мягкого и покладистого Борика. — Я… не… выдумал… У… меня… возле… сердца… вмонтирован… очень… чувствительный… стыдоопределитель… Он… сейчас… показывает… три… и… семь… десятых… процента… от… абсолютного… стыда.
Такого оборота событий Гешка никак не ожидал. Он стоял молча, не зная, что сказать, что делать, и кровь постепенно приливала к лицу, перекрашивая его из бледно-розового в бордово-красный.
Раздался голос СМЭХа. Нисколько не страшный, почти человеческий, даже сочувственный.
— Вы готовы к экзамену?
— Ну, готов, — робко произнес Гешка.
— Сколько будет один плюс один? — спросил СМЭХ.
— Два!
Гешке хотелось смеяться от счастья. А он-то думал, а он-то боялся!
— Два плюс два? — продолжала машина.
— Четыре!
Вот это экзамен — ха-ха!
— Четыре помножить на четыре?
Гешка пошевелил губами:
— Шестнадцать!
И тут последовал вопрос совсем иного сорта:
— Шестнадцать помножить на шестнадцать?
— Ого! — воскликнул Гешка. — Мы этого в уме не проходили!
— Восемь помножить на восемь? — сразу же уступил СМЭХ.
Надо было не спешить, а Гешка взял да и выпалил:
— Пятьдесят шесть!
— Подумайте, — заботливо предложил механический экзаменатор.
Вместо того чтобы самому пораскинуть мозгами, Гешка повернулся к роботу.
— Борик, ну!
Тот молчал, словно его выключили.
— Семьдесят два! — брякнул Гешка наугад и добавил для страховки: — Кажется…
СМЭХ ничего не сказал. Задал другой вопрос, уже не из арифметики.
— Что такое ветер?
По комнате пронесся шумный вздох облегчения. Уж это он как-нибудь объяснит!
— Ветер? Ну… когда дует.
— Какие ветры вам известны?
Что за ерундовский вопрос!
— Разные… с дождем, например, со снегом. Или с градом. Бывает, еще бумагу несет, даже щепки, когда очень сильный. — Гешка почувствовал себя верхом на коне. — А однажды даже Катьку повалило. Это сестренка моя. Маленькая, с косичками. Рыжая кошка. А сейчас его сделала, — он показал на Борика. — Из пластмассы какой-то и еще чего-то там. Да-а… Спросите сами, если не верите.
СМЭХ спрашивать Борика не стал.
— Сколько вы знаете стран света?