— Будем жить, будем жить, — проговорила она.
А уже было много прожито, и кто знает, сколько еще предстояло им так вот жить, переезжая с места на место, скитаясь то по чужим, то по казенным квартирам…
Дверь на кухню была распахнута, и оттуда слышалось, как Николка, забравшись на табуретку, рассказывал:
— «Лаба дена» — это по-литовски «добрый день». А по-таджикски здороваются совсем по-другому. Там говорят «салям алейкум», а отвечают «алейкум салям», наоборот. Интересно, правда? А еще я умею говорить по-гиляцки…
— Будем жить, будем жить, — повторила Аня, еще теснее прижимаясь щекой к груди мужа.
И опять, как тогда, при виде стонущих журавлей, что-то больно тронуло его, и осторожно, неловко гладя ладонью ее волосы, он подумал, что надо бы сказать ей что-нибудь нежное, трогательное, возвышенное, что она самый лучший, самый мужественный, самый великодушный его друг, что на всем свете для него нету женщины лучше и красивее ее, но он не умел говорить такие слова и, перестав гладить ее волосы, отстранив ее от себя, лишь сказал:
— Ладно, служба, устраивайся.