И вот такого, ничего не подозревающего и попавшегося в расставленную ему ловушку, мы скоро увидим на скамье подсудимых, обвиняемого в злоупотреблении силой или в убийстве. Он пришел, ни о чем не подозревая, и началась игра в кошки-мышки, у него не было ни одного шанса, даже намека на шанс. Его карты были известны всем. А он даже не знал, что с ним кто-то собирается играть. Нам ничего не стоит спровадить человека в тюрьму, полиция и правосудие с нетерпением ждут, когда мы это сделаем.
— Но ведь он же брат, брат! — заикаясь проговорил наконец Карл.
Все молчали, он сделал шаг вперед.
— Ну и брат!
Сжатые кулаки приподнялись.
— Скотина! — хрипло сказал он.
Если бы Карл затеял сейчас драку, то лишь потому, что чувствовал себя униженным. По его лицу было видно, как он испуган и раздавлен, для него не было спасения от смертной муки. Ведь он стоял перед своим легендарным братом из Америки, врагом, которого так неожиданно преподнесла ему судьба. В этом-то и был весь позор, тот, которого не прощаешь даже себе, — мне вдруг открылось, что я за человек: мало того что я недобрый, я просто непорядочный. Может, я и не стал бы таким, если б в юности мне больше везло. Тяжелая юность редко делает человека хорошим, он становится уязвимым, мстительным, изломанным, нелюдимым или таким, как Гитлер. Когда люди растут, им нужны солнце и свет, иначе их либо скручивает, либо они чересчур вытягиваются, подобно березе, тянущейся к свету и воздуху среди старых елей или изгибающейся, чтобы выглянуть из-под нависшей над ней скалы. Яснее чем когда-либо я понял, благодаря чему сделался состоятельным, — не только благодаря способностям и неутомимому труду, но и чему-то холодному, бесчеловечному, что было противно моей натуре, но от чего я, однако, не отказался. Я воздвиг укрепление против всех, даже против брата, взять это укрепление могли только через мой труп. Стоя лицом к лицу с братом, я понял, почему у меня нет друзей. Я отомстил за свою одинокую юность и сделался непоправимо бесплодным. Прав я или нет, для меня это уже не имеет значения. Я прекрасно отношусь ко всем, пока к моему укреплению не приближаются. Я живу по принципу: Ты этого хотел, ты это и получил.
Не зря, когда я осознаю это, у меня вырывается мольба о прощении, крик, в котором звучит боль непоправимой утраты. Вина, что такое вина? Другое дело — возмездие, тут уж допустивший несправедливость теряет все.
Никто не знал, как поведет себя Карл. Даже не глядя на Бьёрна Люнда, я чувствовал, что он не спускает с меня горящих глаз, у него был деловой интерес — он выяснял, кто же я такой.
И еще я подумал, что, если Карл бросится на меня, мне не придется даже рукой шевельнуть. Этот бык Люнд свалит его на месте в ожидании награды и в течение сорока лет каждый день будет этим хвастаться. Но Карл не полез драться. Взрослых братьев не бьют. Можно поднять руку на отца или на мать. Можно убить брата, но рука, коснувшаяся его лица, навсегда станет бессильной.
Все решилось быстрей, чем мы успели опомниться. Карл вдруг заторопился и ушел, хлопнув дверью. Йенни рванулась, словно хотела бежать следом, но не тронулась с места. Мы слышали, как за окном под его торопливыми шагами заскрипел снег.
Было очень тихо.
— Это не он застрелил Антона Странда, Карл такой же убийца, как я, — вдруг произнес Бьёрн Люнд.
Супруги Люнд нервно попытались продолжить беседу на эту тему, но их никто не поддержал. Несколько раз они возобновляли свои неуклюжие попытки, потом воцарилась мертвая тишина. Мимо шли люди, мы слышали скрип снега. Если завтра Карла вдруг найдут мертвым, кто окажется убийцей? В жизни всегда много улик, которые никогда не приводят к преступлению, они встречаются ежедневно и ежечасно. Уоллес прав, думал я. Не хотелось бы мне оказаться на месте прокурора, если б только я сам не видел, как произошло убийство. Старый Хартвиг тупо глядел в пространство. Верно говорят, что он не желает ни во что вмешиваться. Йенни разглядывала картину на стене, словно видела ее впервые. Садовник Люнд и его жена хмуро поглядывали друг на друга, лица их горели.
Я начал рассказывать об одном урагане, в который угодил на берегу Флориды. Невозмутимо и подробно описывал я дома, снесенные ветром, изуродованные пальмы. Срезав кончик сигары, я столь же подробно повел рассказ о яхте, которую ветром забросило на озеро в глубине леса. Яхту починили и оставили на озере в память об этом событии.