Таким образом, мы все оказались при деле, забеременевшие ответственностью за порученное дело, как последние институтки.
* * *
Буквально на следующий день мы с маркизом направили все свои усилия, чтобы встать под знамёна англичан в качестве сознательных и на всё готовых добровольцев.
– Джентльмены, – сказал нам командир гвардейских улан капитан Крис Делузи, удостоив аудиенции,– моё правительство и лично королева Виктория высоко ценят проявление доброй воли и единомыслия в вопросах нашей внешней политики со стороны иностранных подданных. Мы с вами, можно сказать, в общей европейской колыбели, поэтому ваше стремление послужить правому делу колонизации варваров мне весьма симпатично и понятно. Метрополии не хватает надёжных рук, чтобы постоянно держать в узде коренной сброд колоний, а посему мы вынуждены порой прибегать к незначительному насилию над некоторой агрессивной его частью, загоняя железным посохом вооружённой власти тёмных аборигенов на путь процветания. Я надеюсь, вы не страдаете обострённым чувством щепетильности и болезнью, так называемых, чистых рук?
– Нет, сэр, – за нас обоих твердо ответил я, – отправить на тот свет десяток-другой повстанцев ради общего порядка и спокойствия мы не постесняемся, а если будет ждать достойная награда, то нас и родная мамаша не остановит. Так что можете полностью положиться на нас.
– Достойный ответ белого человека, – одобрил моё заявление капитан. – С этого дня я ставлю вас на полное котловое и денежное довольствие в моём отряде. По окончании же нашей миссии, вам, мистер Блуд, как выходцу, согласно родословной, из Англии, будет пожалован орден Великого Офицерского Зонтика с подвязкой и титул субдара Декана, что равно маршалу Великобритании. Вас же, месье де Профурье, наградит правительство дружественной Франции орденом Почётного Легиона по нашему ходатайству. Надеюсь, вы довольны, господа?
– Да, наш капитан, – единодушно ответили мы.
– И ещё одно, джентльмены! – заканчивая приём, произнёс командир отряда. – Восстание сипаев в Гоурдвар-Сикри спровоцировано так называемым международным борцом за всеобщее равенство, лицом без прописки к какой-либо определённой территории и регулярно выдворяемым из развитых государств. Этот человек присвоил себе браминскую учёную степень пандита и просветителя, и туземцы так и называют его – Пандит-гуру. Снюхавшись с Куавер-султаном, он убедил его начать восстание за независимость Бенгалии, практически становясь идейным вдохновителем бунта. Его конечные цели нам не вполне ясны, однако в настоящее время агитаторы этого авантюриста сеют смуту среди наших солдат, призывая к немедленному прекращению осады крепости. Поэтому за голову Пандита-гуру наше правительство готово выплатить сто тысяч фунтов гонорара и провозгласить национальным героем человека, схватившего негодяя или способствующего поимке этого монстра.
Я сразу догадался, что речь идёт о нашем новоявленном товарище, и чуть было не соблазнился наградной суммой, но вмешался Жан:
– Мой капитан, если этот проходимец встретится на нашем пути, то будьте уверены, что его череп украсит антропологическую коллекцию Британского музея.
– Будем надеяться, что первыми осмотрим этот экспонат, – прощаясь, пошутил капитан.
Уже выходя из палатки командира, француз растолковал мне, что передать Великого в надёжные руки британского правосудия мы всегда успеем, а в настоящее время нам выгоднее не суетиться, а наблюдать за дальнейшим ходом событий.
Вот так мы и поступили на службу к Её Величеству. Жан в качестве квартирмейстера, а я, принимая во внимание моё знание лошадей, был определён в обоз подручным ветеринара с правом оказания последней помощи человеку.
Окрылённые удачами по службе, мы поспешили к развалинам, решив до времени не радовать Великого суммой выкупа за его черепную коробку.
* * *
Вся компания была в сборе. Отец Доменик разучивал псалмы с нашими слугами, расторопный Хаем стряпал обед, а Дада что-то царапал на пальмовых листах в личном шалашике специально выстроенном для него махратом. За это время мы привыкли к своему гостю и уже общались с ним без былого трепета.
– Всё листы переводите в творческом порыве? – поинтересовался у него Жан.