Но любопытный француз не внял доброму совету. Он, как дятел в поисках корма, начал простукивать глухую стену и, как инвалид по зрению с детства, пытался ощупать её руками.
– Да хватит тебе стирать пыль с чужих стен, – вновь не выдержал я. – У нас ещё осталась капля шартреза, не будем терять попусту время…
Но как раз в это время Жан и достучался. Он, видимо, на что-то нажал, потому как часть стены сдвинулась, образовав узкий дверной проём, в который неугомонный марселец сразу же и устремился.
– Дик, – мгновением позже донёсся до меня его призывный голос, – скорее сюда!
Я, не раздумывая, бросился на выручку друга и в одну секунду оказался плечом к плечу с ним, смело глядя вперёд и готовый к схватке. Но то, что я увидел, потрясло меня с головы до пят и покрыло мурашками нервного озноба.
Пред моим изумлённым взором предстал будуар индийской дамы, обставленный со вкусом подобранной мебелью, и слабо освещённый восковыми свечами. В глубине помещения возвышалась широкая кровать под балдахином, а на ней возлежали в слезах две гурии лет до двадцати, что соответствовало по местным меркам ранней женской старости. Ложе было украшено гирляндами цветов малоти и шефали, источавшими тонкий и пряный аромат, ударяющий в голову необуздываемым желанием немедленного общения с дамами.
Девушки были укутаны в шёлковые кроваво-красные сари, как на свадебной церемонии. Их длинные волосы по местной моде были перевиты разноцветными шнурами, а ладони рук и ступней окрашены розовым цветом. Золотые браслеты на руках и ногах говорили о богатстве, а небольшие сандаловые тилаки, укреплённые в виде круглых пятнышек на лбу, свидетельствовали о знатности рода их носительниц. По всей вероятности, это были жалкие остатки овдовевшего гарема султана, а, возможно, просто наложницы, ожидающие своего приёмного часа. В этих восточный семейных отношениях я разбирался плохо. Одно знал, что, овдовев, женщина как бы становилась уже второго сорта и более доступной как близким, так и дальним родственникам, если не следовала за супругом на костёр. Из-за диких нравов туземцев, я редко радовал местный слабый пол лаской белого человека, разве что в самых прогрессивных весёлых портовых городах. А на рожи индусок я почти не обращал внимания, насмотревшись на коренное американское население. Все они были на одно лицо, как, например, китайцы. Да и фигурами здешние вертихвостки рознятся незначительно, сплошной тростник в позе лотоса. Словом, своим обличием эти вдовы меня не удивили, но женщина есть женщина, не посторонний для мужчины предмет, поэтому можно было бы их и утешить. Тем более, нас было двое. Однако соболезновать сразу и до возможных обмороков я поостерёгся, позволив им привыкнуть к нашему внезапному появлению. К чему спешка при лобовой атаке на деморализованного противника.
Вольно расставив ноги и раскачиваясь с независимым видом с пятки на носок, я ободряюще смотрел на затворниц, временами кланяясь и складывая ладони в традиционном приветствии. Весь мой облик при этом свидетельствовал, что я пришёл с миром. Рядом высился бессловесным столбом Жан, и тоже с миром.
Женщины перестали скулить, как бы впав в радостное оцепенение. Однако через минуту заверещали ещё более отчаянно, с закатыванием глаз и оборонительными движениями своих хилых ручонок, словно их одолевали тропические мухи. Такая активность слабосильного пола пришлась мне не по душе.
– Жан, не успокоить ли нам этих дам доступным мужчине способом? – поворачиваясь и закрывая дверь, спросил я маркиза и был неприятно поражён его неопрятным внешним видом.
Мало того, что он был вульгарно гол, как опустившийся неприкасаемый при зачистке отхожих мест, и схож с кобелём на собачьей свадьбе, так в дополнение к этому его всегда пышные усы висели жуткими лохмотьями, нагоняя естественный страх даже на меня.
– Месье, – немедленно сделал я ему замечание, – отойдите в тень, на вас лица нет. И прикройте свой восставший безмен какой-либо ветошью.
– Ты обратись на себя, моралист, – прошипел в ответ друг, метнувшись к дивану с подушками, находящемуся поодаль.
Я бегло осмотрел себя. Вид был довольно свежий и вполне искренний. И даже моё опахало, слегка раскачиваясь и задевая колено, не внушало опасений своим покорным видом. Правда, что до остальной одежды, так она напрочь отсутствовала по причине моей расторопности. Но к этому можно было вполне притерпеться, имея какой-никакой опыт амурных разборок. Тем не менее, Жан сунул мне в руки край подушки, и мы, прикрывая ею нашу общую распущенность, пошли знакомиться с леди, которые, видя миролюбивые намерения и дружелюбный настрой, тут же впали в счастливое забытьё от предстоящего общения. Знакомились мы, приведя соблазнительниц в чувство, в основном, молча. Но это было и к лучшему, так как я, например, не люблю расспросы о своей биографии под горячую руку. Уяснили только, что одну звали Коллени, а другую Онила. Имена были вполне доступные для понимания, грех жаловаться. Помню, в Бомбее я гулял с Чоттопадхайей в гостях у Протопшинхо. Так пока запоминал их имена, забыл, зачем пришёл.