Потусторонний мир мне представлялся несколько иначе. С кое-каким населением и справедливым судом, но без земных мук. Так как я умер на индийской земле, то приступить к новой животной жизни должен был без особой волокиты со стороны местных богов. Учитывая моё терпимое отношение к Шиве, Вишну и остальным небожителям, я вполне мог переселиться в благородного оленя, а лучше в слона, пусть и без надменности, но при впечатляющей силе.
До слуха донеслись вкрадчивые шорохи и довольное урчание. Кто-то дёрнул мою голову за ноги, слегка пробуя их на вкус острым клыком. Я обиделся и взглянул в сторону нарушителя моего скорбного ону нарушителя моего скорбного момента расставания души с телом. Возле ног стоял я, но уже в образе шакала, и смотрел на свои жалкие останки. Я понял, что раздвоился и сошёл с ума.
До этого бывать сумасшедшим мне как-то не приходилось, поэтому было чрезвычайно любопытно испытывать новое безмозглое состояние. И хоть я был помешан тихо, а значит надолго, всё же не вытерпел и укусил себя за ногу. Нога от боли взбрыкнула и ударила шакала в морду. Трупоед недовольно отпрянул, а я вдруг понял, что у меня острый приступ идиотизма.
Плюнув на свои немощи, я кое-как сел, совершенно расстроив предобеденные планы мерзкого животного, и осмотрелся вокруг. Предо мной расстилалось зловонное болото с чахлой растительностью по краям. По его зыбкому берегу, там и сям виднелись разложившиеся, и не очень, человеческие останки. Обожравшиеся грифы и вороны не спеша прогуливались среди трупов, изредка отдирая от них лакомый кусок или склёвывая выкатившийся из-под века глаз. Белые жирные черви, способствуя разложению мёртвых тел, деловито копошились в этом гниющем желе. Обглоданные кости, с неотслоившимися порой волокнами сухожилий, безмолвно свидетельствовали, что трупам и ночью не было покоя от приставания четвероногих прихлебателей. Разного рода насекомые тучей висели над болотом, не зная забот в поисках пропитания. Сидя, болотный смрад ощущался сильнее, чем в лежачем положении. Меня вырвало желчью и стало легче. Пора было что-то предпринимать.
Кое-как встав, я тенью поплёлся вдоль довольно широкого ручья, впадавшего в болото. Когда воздух посвежел, я лёг на берег и опустил голову в холодный поток. После нескольких повторений этой процедуры, стал почти жизнеспособен, хотя и не твёрд памятью.
Скоро я подошёл к невысокому холму, из-под которого вырывался этот ручей на волю, и опустился на землю под невысокой пальмирой, силясь восстановить в памяти недавнее прошлое. Постепенно сознание прояснилось настолько, что я припомнил почти все предшествующие события.
После поспешной гибели Медноголового Хью, я пришёл в чувство от потока воды, хлынувшего из люка в потолке. И сразу же услышал приглушённый голос, окликавший меня сверху:
– Пусть Сердар не пугается и не кричит. С ним хочет говорить его Коллени.
Боже мой! Голос этой, невидимой вдовы султана, прозвучал для меня, как полковая труба для боевой лошади. В глазах женщины я не мог выглядеть безвольным истуканом и пришибленной жертвой. Я мгновенно ощутил прилив жизненных сил и возвратившееся присутствие духа, да к тому же Медноголовый уже никак не мог помешать моему возрождению.
Из дальнейших разъяснений Коллени я понял, что они с Онилой всё ещё находятся в своих потайных апартаментах, томясь неизвестностью о событиях во дворце. И сейчас в очередной раз делились воспоминаниями о былом, теряясь в догадках о причине отсутствия белых господ, твёрдо веря в любовь с первого контакта. Вот за этим-то интересным занятием их и накрыл мой животный рёв. Обладая здоровым женским любопытством и отчасти зная причину подобных звуков, они поспешили к своему смотровому оконцу, находящемуся в углу будуара прямо над пыточной камерой. Султан, заботящийся о воспитании жён, всегда позволял населению гарема, особенно провинившейся его части, наблюдать за ходом костоломного процесса, тем более что материал для наглядных опытов всегда находился под рукой и в достаточном количестве. Порой жёнам, наиболее любимым, позволялись шалости с кобрами, запасы которых тоже не иссякали. Вот этот-то навык и позволил Коллени избавить меня от Медноголового.
Далее женщина поведала мне о существовании некоего колодца в этой же камере, через который сбрасывали уже неживой и отработанный материал прямо в подземный поток. Куда он выносил трупы, Коллени не знала, но то, что не к вратам Эдема, была уверена. Так как я был ещё живой, она посоветовала подойти к колодцу и поймать любезно брошенную уже для меня кобру, но если Сердар пожелает, то можно и кинжал. Женщина хорошо понимала, что возврата к живым из этого застенка нет, и помогала мне, чем могла.