На четвертом месяце существования Советской власти Ленин принял корреспондента французской газеты «Le Temps» Л. Нодо, дал ему интервью:
«Англичане говорят: «Чтобы узнать, каков пудинг, надо его попробовать». Говорите что хотите о социалистическом пудинге, но только все народы пробуют и будут все больше пробовать это блюдо. Мы не говорим, что это прекрасно. Мы сами подчеркиваем многие недостатки. Но это пудинг, который есть и его можно попробовать, а все остальное — рецепты для поваренной книги. Сколько ни листай ее — сыт не будешь».
Н. К. Крупская пишет: «Иногда, вспоминая, как Ильич занимался мелочами, товарищи говорят: «Не берегли мы Ильича-то, мелочами его загружали, не надо было приставать к нему со всеми этими мелкими делишками».
Сегодня мы говорим об удивительном внимании Ленина к так называемым «мелочам».
Вспоминая о том, как работал Ленин, старый большевик, организатор партийной печати Н. Л. Мещеряков пишет, что не было числа вопросам и просьбам, с которыми шли к Владимиру Ильичу, и как-то он пожаловался своему собеседнику, кивнув на телефонные аппараты: «Из-за всякого пустяка обращаются ко мне».
Ленин всегда конкретен — в каждой своей статье, каждой записке, в любом решении. Немало, очевидно, было дел, которыми он занимался без всякой охоты, да и не по своей воле — обстоятельства к тому понуждали. «Обязанности часового при Председателе Совета Народных Комиссаров» Владимир Ильич напишет собственноручно. Но кто иной мог составить эту памятку, если датирована она 27 октября 1917 года?
И не доставляло Ленину радости, порой возмущало, что многие вопросы никак не решались без его вмешательства.
Сегодня подписал телеграмму насчет 1.2 млн. пуд. сена Москве.
Мне думается, что неправильно давать все подобные телеграммы на подпись мне. Надо — может быть, постепенно, но все же надо переходить и перейтик тому, чтобы научить людей (в том числе губисполкомы) слушаться и без моей подписи — нормально слушаться, а не только экстраординарно слушаться».
Все сходилось к Председателю СНК, и даже заместитель у него появится впервые лишь к концу 1921 года. В декабре заместителем Председателя СНК и СТО станет А. Д. Цюрупа. А когда заместителей станет трое, Ленин будет стремиться как можно полнее распределить между ними обязанности, не раз раздумывая над вариантами этого распределения.
Вернемся, однако, к воспоминаниям Крупской. Товарищи сожалеют, что загружали Ленина мелочами. Надежда Константиновна не возражает: так оно и было. Но объясняет это не только всевластием времени. Важнее другое: Владимир Ильич сам «считал, что необходимо внимание к мелочам, что только внимание к ним сделает советский аппарат подлинно демократическим, не формально демократическим, а пролетарски-демократическим».
В этих словах — социальная направленность, политическая суть ленинского стиля работы.
Чаще всего, когда мы пишем о внимании Ленина к «мелочам», то берем это слово в кавычки или же оговариваемся: к так называемым мелочам. Иначе и не может быть: Владимир Ильич прежде всего был внимателен к людям, их запросам, а это мелочью не назовешь. Откуда, собственно говоря, берутся наши представления о «мелочах»? Во многом, пожалуй, от буржуазно-бюрократического аппарата управления. По своей классовой сути он не мог быть обращен к человеку, видел в нем ту соринку, ту мелочь, которая не заслуживает внимания, а лишь отвлекает от высших целей управления.
«Машина советской администрации должна работать аккуратно, четко, быстро, — писал Владимир Ильич. — От ее расхлябанности не только страдают интересы частных лиц, но и все дело управления принимает характер мнимый, призрачный». Вот она задача: аккуратно, четко, быстро. Практикой решений, всем стилем своей работы Ленин утверждал уважение к людям, подавая в этом пример в первую очередь тем, кто окружал его.
Управлением делами СНК было подготовлено объявление:
«По распоряжению тов. Ленина объявляется, что все товарищи, имеющие к нему какие-либо дела (к работам съезда непосредственно не относящиеся), в том числе и просьбы о приеме, должны обращаться не непосредственно к нему, но к следующим товарищам… Товарищи, обращающиеся непосредственно к тов. Ленину и тем отвлекающие его от работы съезда, предупреждаются, что просьбы их будут оставаться без последствий».
Обычное деловое объявление; текст его, очевидно, ни у кого не вызовет замечаний. Но вот как выглядело оно после поправок, которые внес Владимир Ильич:
«По поручению тов. Ленина (в первоначальном тексте — «по распоряжению». — Е. Я.) объявляется, что все товарищи, имеющие к нему какие-либо дела (к работе съезда непосредственно не относящиеся), в том числе и просьбы о свидании (в первоначальном тексте — «о приеме». — Е. Я.), должны обращаться не непосредственно к нему, но к следующим товарищам… (А дальше уже ничего общего с первоначальным текстом: никто не «предупреждается» и ничьи просьбы не собираются оставлять «без последствий». — Е. Я.) Тов. Ленин убедительно просит иметь в виду, что при передаче записок или документов не через названных товарищей, которые аккуратно все сохраняют, записывают поручения, следят за исполнением, нельзя обещать ни сохранности передаваемого, ни аккуратности исполнения».
Надо полагать, что такое же сравнение текстов этих двух документов сделали в свое время и работники аппарата Совнаркома, получив тем самым наглядный пример того, как следует в общении с людьми использовать более уважительный и менее безапелляционный тон.
Ленин умел взглянуть на факт в упор, увидеть его таким, каков он есть сам по себе. И, получив во времена мобилизации коммунистов на борьбу с Колчаком письмо от члена партии — как понять, что стоит за назначением его начальником политотдела? — Владимир Ильич пишет в ответ: «Понимать так, как есть: решение ЦК. Времена военные. Все на наиболее трудное».
Одна из самых известных историй: комендант санатория Горки срубил дерево в парке и был за это примерно наказан специальным постановлением Председателя Совета Труда и Обороны.
«Протоколом тт. Беленького, Иванычева и Габалина установлено, что по распоряжению заведующего санаторией тов. Вевера срублена 14 июня 1920 г. в парке санатории совершенно здоровая ель.
За допущение такой порчи советского имущества предписываю подвергнуть т. Вевера, заведующего санаторией при советском имении Горки,
аресту на 1 месяц…»
А дальше в постановлении подробнейшим образом говорилось, каким образом срок наказания может быть сокращен, как привести приговор в исполнение, не помешав при этом сельскохозяйственным работам.
Что же поражает в этой истории? Сознательно или не отдавая себе отчета мы как бы соединяем это дерево, эту срубленную ель, со многими другими, словно переносим его в бескрайний лес, и оно сразу же теряется там, утрачивая свою конкретность, а с ней и ценность. Отсюда и удивление: судьба всего лишь одного дерева так взволновала Ленина! Между тем дерево, которое спилили в парке, было для него абсолютно конкретно. Соображения о том, что существует много подобных деревьев, которые порой без всякого разрешения рубят и пилят, никак не снижало в глазах Владимира Ильича ценности уничтоженного и не умаляло вины того, кто это сделал.
Очевидцы вспоминали, что, узнав о постановлении, Вевер умолял окружающих походатайствовать за него перед Владимиром Ильичем. «Легче год, два отсидеть, чем одну неделю по распоряжению тов. Ленина. Готов что угодно сделать, только чтобы не быть наказанным Лениным». И Ленина уговаривали отменить приговор, но напрасно: заведующий отбыл наказание.
Ленин не торопился ни сравнивать факт с ему подобными, ни типизировать его, ставя в один ряд с другими, а значит, и обезличивая. Удивительно отчетливо видел он и лес, и деревья.
Та же конкретность была присуща Ленину в устройстве дел многих людей, которые обращались за помощью. Владимир Ильич не задавался всякий раз вопросом: а все ли располагают на сегодняшний день тем, в чем испытывает нужду тот, кто к нему обратился? (Вопрос, на который трудно дать точный ответ, но за которым очень удобно укрыться: если не все еще имеют, так и этому просителю не положено.) Ленин решал по существу: действительно ли нужно помочь и как это сделать. И тут же набрасывал одну из своих знаменитых записочек. Когда в них шла речь о помощи кому-либо, то начинались они обычно со слова «прошу».