На Пасхальной неделе 1830 года Леман впервые показал петербуржцам серию пантомим-арлекинад. «Пантомимы будут переменяться каждый день, – сообщала газета. – В первый – представлен будет Пьеро бомбардир; во второй день – Арлекин в плену; в третий – комическое путешествие по морю. Пантомимы сии сопровождаемы будут забавными превращениями, например, управителя в осла, крестьянской избы в модную лавку, Арлекина в книги; камень превратится в Пегаса, на котором Арлекин полетит на воздух; Арлекином зарядят мортиру и выстрелят его в окно модной лавки; Пьеро раздвоится и обе части его пойдут в противные стороны; сильным ветром из мехов Пьеро в ванне поднимется на воздух»[194]. «Превращения составляют одну из важнейших частей представления, – отмечалось в статье „Пантомима г. Лемана и компании“, – и все производится в действо так быстро, так ловко, что глаз не успевает следовать за движениями, и не примечаешь обмана. <…> Такого классического паяца, как г. Леман, мы отроду не видывали»[195],[196]. При этом Леману ставили в упрек, что в его арлекинаде «множество перемен декораций и превращений, но – нет сюжета»[197].
Именно эти превращения и принесли славу пантомиме, ставшей навсегда самым популярным театральным зрелищем народных праздников. «Более всего впечатления производил на нас эпизод, когда непокорного Арлекина разрезали на восемь равных частей, и он через мгновение оживал на горе врагам и нашу общую радость, – вспоминает посетитель балагана Вильгельма Берга. – Хотя эту сцену мы видели десятки раз, но она неизменно вызывала общий взрыв восторга»[198].
Леман не только играл в пантомимах, но и сам оформлял постановки и рекламные вывески для своих балаганов[199], а также был «весьма искусен в механике и увеселительной физике»[200], успешно соперничая с императорскими театрами. «Леман имеет чудесный дар предупреждать наших драматургов. Все, что теперь влечет нас в театр, все это мы давно уже видели у Лемана в балагане. Вам нравится извержение Везувия в „Фенелле“ – Леман показывал его за два года прежде; вас ужасает скелет в „Игроках“ – Леман выставлял его в 1830 году; вы восхищаетесь красным огнем в “„Волшебном стрелке“ – но это изобретение Лемана»[201].
В первый день Масленой недели 1836 года случилась самая большая трагедия в истории гуляний – во время представления загорелся огромный балаган Лемана, в пожаре погибло 127 зрителей[202],[203]. Леман вместе с труппой перебрался в цирк у Симеоновского моста, который арендовал с 1835 года, где поставил пантомиму-арлекинаду[204], вошедшую в состав многожанрового циркового искусства. Однако, оказавшись «несостоятельным к платежу аренды за цирк», в конце 1836‐го «иностранец» Леман «из столицы скрылся»[205].
От Лемана – «Виктора Гюго начальных штукмейстеров» (как назвала его «Северная пчела») – пошла плеяда балаганных «маэстро»: его ученики братья Легат, семейство Берга, Абрам Лейферт[206],[207], Алексей Алексеев-Яковлев[208],[209]. В своих арлекинадах все они совершенствовали приемы «превращений» и «перемен».
С начала 1830‐х в столице выступала шведская пантомимная труппа Легат (родоначальник балаганной и актерской династии), сохраняя первенство на гуляньях. В обозрениях праздников всегда отмечалось: братья Легат «дают пантомимы с прекрасными декорациями, с блестящими костюмами, с волшебными превращениями… <…> Коломбина их грациозна, Пьеро забавен, Арлекин ловок, превращения быстры»[210],[211]. Балаган Легат привлекал внимание публики не только арлекинадой[212], но и огромными размерами самой постройки[213],[214] и ее убранством. «Невозможно поверить, чтоб за дощатыми стенами балагана скрывалась такая великолепная палатка; чтоб сальные свечи, прикрепленные к простым обручам, заменялись роскошными люстрами! Скамейки обиты яркою материей; оркестр не висит над зрителями на прозрачном балконе, а расположен перед сценою и скрыт от публики наклонным щитом; авансцена расписана искусною кистью; завеса право не дурна; декорации очень хороши: превращения, перемены чрезвычайно удачны… <…> Пантомима забавная, разнообразная»[215].
196
Имя Лемана стало легендарным. Даже много лет спустя, в 1860‐е годы, народ называл паяцев Адмиралтейской площади «лейманами» (
202
О пожаре балагана Лемана см.: Северная пчела. 1836. 4 февр., 4, 5 и 6 мар.;
203
Как сообщала газета, 2 февраля 1836 года поручик Лейб-гвардии 1‐й артиллерийской бригады Фадеев, проходя мимо театра Лемана и «увидев, что вспыхнуло пламя в одном углу балагана, немедленно туда бросился, разломал наружную деревянную обшивку балагана, вошел во внутренность объятого огнем строения, и, подвергая очевидной опасности жизнь свою, спас несколько человек». За этот подвиг Фадеев был награжден императором золотой медалью с надписью «За спасение погибающих», для ношения в петлице на Владимирской ленте (Санктпетербургские ведомости. 1836. 18 апр. С. 361).
206
См. о нем: Справочная книга о лицах С.-Петербургского купечества… СПб., 1878–1905; Весь Петербург. СПб., 1894–1911; Петербургский листок. 1893. 30 янв. С. 3; Петербургская газета. 1897. 17 апр. С. 3.
207
208
См. об Алексееве-Яковлеве: Опись памятников русского театра из собрания Л. И. Жевержеева. Пг., 1915. С. 83;
209
211
В арлекинаде с превращениями всегда сохранялся традиционный треугольник: Арлекин – Коломбина – Пьеро (см. также:
212
«Более всех был посещаем балаган братьев Легат – 45 представлений, 26 182 чел., сбор 29 062 руб.» (Литературная газета. 1840. 2 мар.).
214
Петербургские балаганы навсегда сохранили внешнюю форму в виде сарая. В Москве же, как сообщала «Литературная газета» 24 февраля 1840 года, «каждый балаган отличается особенной архитектурой – иной имеет форму турецкого шатра, другой – готического здания, третий – фантастического замка».