Журчит чёрная вода под мостком. Нависли козырьки над окнами, как брови. Груда бочек странным пятном белеет возле сельмага. Если перейти за мосток, тропа поведёт круто вверх, доведёт до скотного двора. Якутские мохноногие лошадки вольно бродят здесь, они не боятся ночи. Мерцает «летучая мышь» над головой дежурного скотника. Скотник, конечно, спит без задних ног, хотя утром будет клясться, что не сомкнул глаз.
А на другом краю деревни, тоже на взгорке, стоит школа. Когда восток посветлеет и прорежется алая полоска зари — её прежде всего схватят школьные окна. В школе сегодня большое утро. Первое сентября.
Предутренний ветерок прошёлся по листве и затих. Первый петух загорланил — вон как его дерёт спросонья! Эй, школьники, не проспите своё первое сентября!
И вы, учителя, помните: первое сентября!
II. Первый день календаря
Первое сентября для всех одно — вставай, иди учись. Или вставай, иди учить. И всё-таки у каждого оно одно.
Русский бы сказал: хорошо спится тому, у кого совесть чиста. Якут скажет, имея в виду то же самое: у этого малого воротник из лисицы. У Фёдора Баглаевича Кубарова было то и другое — и чистая совесть, и шуба с лисьим воротником. Придёт зима — сами увидите. Вот почему Кубаров продолжал спать, хотя уже прозвенел будильник и солнце светило в окна.
Звяк и бряк из кухни нарушил добрый сон Фёдора Баглаевича. «Надо бы встать, — подумалось Фёдору Баглаевичу. — Сплю, будто на пенсии, будто не первое сентября сегодня. Но, с другой стороны, какие такие у меня заботы? Слава богу, всё у меня джэ бэрт…»
Тут солнечный луч коснулся скулы директора школы, не раскрывая глаз, директор уткнулся лицом в подушку, отчего дышать ему стало трудней, и мысли, соответственно, приняли минорный тон. Всё-таки не совсем это правильно, думалось директору, безмятежно спать, когда уже поднялось солнце. Есть в этом какая-то недоработка. Стареешь, Фёдор Баглаевич. Ребята, которых ты обучал, мужами стали. У Серёжи Аласова вчера гостил — посмотреть только на этого Серёжу, мужчина! Потчевал он нас славно. Я, кажется, даже перебрал маленько. На радостях, понятное дело. Молодец, Серёжа Аласов, что и говорить! Слух был, его даже в Министерство просвещения сманивали, в Якутск, а он — не-ет, в родимые края, и точка! Не я ли его таким вырастил? И умён, и прост, и уважителен, как подобает настоящему якутскому мужчине. О военных наградах разговор зашёл, другой тут такое северное сияние разрисовал бы, а он и не подумал хвост распушить… Да, Фёдор Баглаевич, твоей школе определённо повезло, экий сокол в родное гнездо вернулся! Вернулся, чтобы нашу старость крепким молодым плечом подпереть.
Даже в полусне Фёдор Баглаевич не мог удержаться, чтобы не потешить себя высоким слогом и сладостными для его сердца мыслями о старости, увы, неизбежной, но такой почётной.
Директор Арылахской средней школы Кубаров Фёдор Баглаевич был из тех людей, возраст которых не сразу определишь: вроде бы далеко не молод, но и не стар. Если обозреть Фёдора Баглаевича со спины, обратишь внимание на шаркающую походку, на его побелевшие по рантам вечные сапоги (если дело летом) или на меховые кюрюмэ (если зимой) — косматые, по-дедовски подвязанные к поясу кожаными ремешками. Старик стариком!