Даже в таком плачевном состоянии Питер ощущал, что он не на корабле, и это давало ему толику спокойствия. А затем, вяло приоткрыв глаза, он в этом убедился.
Сдавленный стон сорвался с губ мальчишки, возможно, из-за ранения, или просто он спятил уже давно, но Питер ощущал иррациональную лёгкость, так сказать душевный подъём. Насколько ему позволяли повреждённые мышцы, он скрутился и, внимательно изучив рану, расхохотался, во всю понося Корвуса.
Смеяться было до жути больно, но ведь нож, как выразился воин и был прощальным подарком, своеобразным, в стиле Чёрного ордена, но подарком. Глупо было ожидать что-то иное от психопата убийцы, будто Паркер фильмов не смотрел.
Это однозначно любимый нож Глейва: витиеватая рукоять, что украшают тонкие инопланетные символы, и изогнутое острие, что сейчас видно не было, но Питер знал, что это оно.
Питер аккуратно перехватил рукоять и на пробу потянул.
— Дерьмо, — процедил сквозь зубы мальчишка. Судя по ране, в отключке он провёл порядка семи-восьми часов, регенерация уже началась, и нож медленно врастал в него, ещё час и Паркер сам вытащить его уже не сможет.
И внезапно, мальчишку неприятно, как покрывалом, накрыло чутьё. Обозрев взглядом челнок, он ничего не заметил, разве, что на панели управления мигал индикатор. Вяло, с трудом превозмогая боль, шипя проклятия в сторону воина, Питер наклонился над панелью.
Подросток задумчиво покачал головой, двигался он в нужном направлении, заботливой рукой Корвуса уже были введены координаты Земли, но тогда почему с его челнока отправлен сигнал бедствия?
Питер был уверен, что не отправлял его, но тогда это сделал Корвус, но зачем? Или это проявление гиперопеки? Неужели воин боялся, что Паркер истечёт кровью?
Паучок снова покачал головой. Это какое-то невразумительное объяснение, ведь Глейв всегда знал куда и с какой силой бить. И этот раз не отличался от других, жизненно важные органы не были задеты, воин, так сказать, повредил обшивку.
И чем дольше Питер об этом думал, тем мысли яростнее разгонялись в его голове, тем болезненней отдавалось чутьё на периферии. Его страшно беспокоило что-то, но как всякий человек испытывающий боль, он не мог никак сосредоточиться ни на чём. Его подташнивало, казалось, что он вот-вот вновь потеряет сознание.
Помотав головой, паучок решил, что сейчас самое время избавиться от ножа, ведь подарок Корвуса его в прямом смысле задел за живое. Вяло хватаясь за борт челнока, Паркер двинулся в сторону, где, как он помнил, бросил своё барахло, жаль в челноках нет медотсеков.
Шипя проклятия, мальчишка доковылял до своего вещевого мешка, армейский и небольшой, ничего особенного он в себе не содержал, только то, что Паркер решил забрать с Космического голландца. К смеху сказать, то, чем Питер разжился за весь период своего пребывания в плену было немерено, но взял он только то, что посчитал нужным, или более-менее значимым для себя. В конце концов, должны же у него быть хоть какие-то трофеи?
Но предусмотрительности Паркера можно не завидовать, её попросту не было. Как-то он был больше уверен, что его убьют до подхода к ангару, поэтому к ножевым ранениям готов не был, в связи с чем никаких средств первой помощи, даже банальной тряпки, чтоб остановить кровотечение, у него не было.
Пока нож надёжно сдерживал потоки крови, но, когда Питер его вытащит, зажать рану просто рукой будет недостаточно. Но юноша надеялся, что у него в сумке есть что-то получше тряпки. Помнится, он долго сомневался стоит ли брать барахливший стазис-луч, такой маленький бластер, что Ретч, будучи навеселе, всучил ему с ещё парочкой гравитационных мин. Хотя, тогда ещё бандит пытался ему всучить кусок кожи какого-то пришельца, но от него Питер брезгливо отказался.
Стазис-луч позволял обездвиживать противника. Но фокус в том, что время и степень заморозки зависят от количества кристаллов, что, как утверждал Опустошитель, добывали в Йотунхейме, мире ледяных великанов. И если Питер сумеет изъять пару кристаллов, то сможет заморозить рану. Для регенерации это плохо, но хотя бы кровью не истечёт.
Даже после всего пережитого пугала мысль о боли. И Питер бы с радостью отказался от идеи вытаскивать нож, но с каждым часом становилось хуже, да и гиперскачок невозможно свершить с ножом в теле, ведь от перегрузки, тот может или войти глубже или напротив выскочить как болт под давлением, и тогда вся его кровь фонтаном зальёт челнок и он умрёт.
И как бы не была заманчива идея обезболить себя, Питер понимал, что так он лишь вморозит оружие в тело.
Тяжело повалившись на стену, опираясь спиной для поддержки, он трясущимися руками вынул кристаллы и посчитал необходимое количество. Чёрт! Как же у него мозги плохо работали в этот момент.
Неловким движением руки, Питер задел рукоятку, и тут же вскрикнул, а в добавок чутьё опалило его уж совсем сильно. — Да понял я! — сам себе прошипел мальчишка, стараясь не касаться раненого бока.
Вытащив все кристаллы, юноша взял один и механической рукой расколол тот на несколько частей, здесь главное знать меру, иначе так и убить себя можно. Рука тут же покрылась изморозью, и если б она не была механической, то двигать он бы ею уже не смог, да и пальцев бы тут же лишился.
Зарядив стазис-луч, Питер откинулся назад и прикрыл глаза, судорожно втягивая воздух и собираясь с мыслями. Сейчас ему предстояло самое сложное — вытащить нож.
Ухватив рукоять, мальчишка поморщился, и насчёт три собирался вытянуть. Но всё слегка затянулось. Данную ситуацию усугубляла ускоренная регенерация. Что б вытащить оружие, Питеру пришлось его слегка расшатать, что привело к новой порции боли. От напряжения паук закусил губу столь сильно, что почувствовал привкус собственной крови.
— Давай же, Паркер! Осталось чуть-чуть, — сдавленно уговаривал себя юноша, но обманывать самого себя выходило крайне плохо.
Острие болезненно ощущалось в теле, да и усталость в купе с чутьём давили на мозг. Ему казалось, чем больнее он себе делал, тем сильнее чутьё срабатывало, это была крайне нелогично и раздражающе. Он же себя спасал, а не гробил! И причин для паники не было, но чутьё не переставало его кусать, а когда ему удалось вытащить острие наполовину, чутьё в его голове взорвалось. Из-за чего, когда он его совсем вытащил, рука соскользнула и он резанул себя сильнее прежнего, кровь хлынула, но облегчение было всё-таки ощутимее.
Сознание плыло, он почти отключился, но только благодаря адреналину всё-таки сумел направить стазис-луч на рану.
Руки дрожали нещадно, и первый выстрел был неудачным, он промахнулся, и часть бока затвердела, но кровь не остановилась. Сжав челюсти и волю в кулак, он попробовал снова, приговаривая: — Давай же, Паркер.
Второй раз был удачнее, но всё так же мимо. Питеру было уже не так больно, ведь часть нервных окончаний уже пребывала в заморозке, кровь сочилась, но не столь сильно, как прежде.
Тяжело дыша он откинулся назад, облегчение было приятным, но чутьё продолжало давать о себе знать.
Питер ничего не понимал, ведь нож он вытащил, так почему оно всё ещё предупреждает об опасности? И тут Паркер, слегка оглушённый болью, нахмурился: свод челнока расчерчивали глубокие борозды, и не только свод, но и часть стен. Некоторое мгновение мальчишка вглядывался ничего не понимая, а затем расширенными от ужаса глазами перевёл взгляд на сигнал о помощи.
Сердце пропустило удар, Паркер тут же вскочил, совершенно забыв о недолеченной ране.
Какой он дурак! Как он мог забыть, Корвус не умеет шутить! Каждая шутка — это извращённое обещание, и в голове раздался хриплый голос воина: «… пошла за аутредами, всё мечтает отомстить…».
Паучок силился успокоиться, но паника затопила его, и доводы рассудка были бесполезны. Раненый бок отозвался болью и с его губ сорвался стон. И как раз в этот момент, как по чьему-то злому замыслу, он услышал, слева от себя, сдавленное утробное клокотание.