Они пировали вдвоем. После еды Светлячок легла рядом с теплой тушей теленка и погрузилась в глубокий сон, вызванный сытостью и утомлением.
Через некоторое время и Быстрая Молния задремал подле нее. Спустя час он поднялся и снова принялся отгрызать от туши наиболее лакомые кусочки. Туша замерзла и стала твердой как камень. Он разбудил Светлячка настойчивым повизгиванием, и она с трудом поднялась на ноги. Во всем ее теле было какое-то странное оцепенение. Под нижней челюстью от замерзшего дыхания образовались ледяные сосульки, и овчарка непрерывно выцарапывала их передними лапами.
Дорогу выбирал Быстрая Молния. Инстинкт подсказал ему, что им больше ни минуты нельзя спать на этом ужасном морозе. Предательскую хватку его он ощущал во всем теле. Сделав попытку перейти на рысь, Светлячок неуклюже запнулась и растянулась на снегу. Мороз стал еще крепче, — если это было возможно, — чем несколько часов тому назад. Дыхание их превращалось в белый иней, не успев вырваться из ноздрей. Тела, окоченевшие от сна на морозе, плохо повиновались. Но постепенно движение разогнало застывшую кровь. Окоченение прошло, и через четверть часа они уже уверенно и свободно бежали рысью на юг. Несмотря на то что Светлячок была значительно свежее благодаря пище и отдыху, Быстрая Молния не позволил себе ускорять бег. Он делал это не по каким-то особым причинам. Он не раздумывал над тонкими проблемами взаимосвязи жизни и смерти, но его делами и поступками, словно твердой рукой, уверенно управлял могучий сверхчеловеческий инстинкт. Он не только подсказывал ему, в какой стороне находится юг, — точно, как по компасу, — но также предупреждал, чтобы он не бежал слишком быстро, — как это он порой любил: мчаться сломя голову, — а поддерживал постоянную легкую рысь. Ибо быстрый бег вызывал учащенное дыхание открытой пастью, а это означало угрозу попасть в конце концов в лапы Ытутина, сухого мороза, и отморозить легкие. Час за часом они продолжали свой бег, и много раз во время этого бега Быстрая Молния останавливался и делал передышку. Трижды Светлячок ложилась на снег, но всякий раз ее непреклонный спутник, твердо и прямо стоя на ногах, не позволял ей залеживаться и снова поднимал ее, заставляя следовать за собой. Прошло сорок часов после того, как они покинули берег моря, прежде чем мороз начал спадать. Сначала температура повышалась постепенно; но затем — словно Ытутин внезапно сдался, почуяв, что ему переломили хребет, — можно было буквально видеть, как ртуть поднимается по шкале термометра. За два часа температура повысилась на двадцать градусов. До этого Быстрая Молния не разрешал Светлячку останавливаться на длительный отдых, в котором она так нуждалась. Но теперь они устроили себе лежку под прикрытием снежного сугроба, после чего погрузились в сон на много часов.
Продвигаясь все дальше к югу, ни Быстрая Молния, ни Светлячок не замечали медленных, но постоянно происходящих перемен в окружающем мире. Звезды, казалось, уменьшались числом и размерами и больше не сверкали, но светили тускло и неярко. Загадочное свечение Сердца Неба постепенно угасало; предметы казались не такими четкими, и зрение уже не проникало так далеко в глубь пространства, как прежде. Ибо Быстрая Молния и Светлячок вступили в пределы причудливого и таинственного «промежуточного мира» — той полоски вокруг затылка Земли, где долгая Полярная Ночь переходит в день, растворяясь в лучах далекого северного солнца. Каждый час прибавлял что-нибудь к переменам, словно звезды одна за другой гасли и исчезали. Дважды они снова делали привал, чтобы поспать, и затем наступило время, когда в небе не осталось ни одной звезды, а мир превратился в огромную серую и сумеречную пустоту, утратив свои реальные зримые черты.