«Ты куда-то идешь?» спросил я, снова пытаясь завязать разговор, заметив, как он одет - джинсы, твидовый пиджак, жилетка и броги - немного чересчур для раннего субботнего утра.
Он проигнорировал мой вопрос. «Лидия в ярости из-за тебя».
Я перестал любоваться тем, как пиджак облегает его плечи, как вздымается его грудь, какой длины у него ноги и как воротничок белой рубашки смотрится на его загорелой коже, который, как я понял, был его естественным цветом. «И почему же?» спросил я, хотя все, о чем я мог думать, было... Яростная Лидия. Это звучало как детская книжка, где у главного героя были проблемы с управлением гневом.
«Меховые накидки, которые должны были надеть девочки».
«Лидии нравится быть яркой», - ответил я, став чересчур веселым.
«Что?»
Я отмахнулся от него.
«Она была в ярости из-за того, что девочки не хотели надевать накидки. Для нее очень важно, чтобы церемония имела особый вид».
«Хорошо», - сказал я, подойдя с Уинстоном к собачьей двери и отодвинув металлическую деталь, которая открывала ее на день. Последний, кто ложился спать, задвигал дверцу на ночь, а в последнее время это был Эмери. Именно он приходил в любое время суток.
«Хорошо?» - язвительно сказал он. «Это все, что ты хочешь сказать?»
«Что?» Я даже не следил за ним, почти не слушая.
«Ты меня слышал?»
Почему он так рано с утра начал говорить мне гадости? Если он хотел на меня накричать, то должен был подождать, пока я выпью еще кофе. «Извини, что так получилось, я имею в виду накидки, но если бы ты услышал альтернативу, то...»
«Но я не слышал, Бранн», - огрызнулся он, прислонившись к стойке у холодильника. «Я ничего не слышу от девочек, потому что они уже все тебе рассказали. Они уже доверились тебе, и им больше нет дела до разговоров с отцом».
Я хотел наброситься на него и сказать, что это полная чушь, но не имел права, а главное, не хотел, чтобы он выгнал меня из дома и отрезал от своих детей раньше времени. Поэтому вместо того, чтобы разорвать его на части, я решил уйти. Я мог бы переодеться, пробежаться и выпить кофе, находясь на улице. Кофе он варил дрянной, слабый и...
Эмери поймал мое запястье, прежде чем я успел проскочить мимо него, и его сила была поразительной, поскольку он удерживал меня на месте, как и тот факт, что он двигался очень быстро, чтобы перехватить меня.
Когда я обернулся, чтобы посмотреть на него, понять, в чем дело, то с удивлением обнаружил, что он смотрит на меня. Он смотрел на меня таким великолепными, плавящими шоколадно-коричневыми глазами, не сводя с меня пристального взгляда, пока расстояние между нами сокращалось до нуля.
«Перестань убегать от меня», - сказал он жестко, просительно и требовательно одновременно.
В голове помутилось. Я забыл, что нужно дышать, а во рту пересохло. Из-за комка в горле я не мог говорить, так что, к счастью, мне и не пришлось этого делать, потому что его прикосновение снова отключило мой мозг.
«Я знаю, что происходит. Я не глупый».
«Что ты... Когда это я говорил, что ты глупый?»
«Я захожу в комнату, а ты выходишь, и мне... мне это надоело».
Я понятия не имел, что сказать.
«А вчера вечером... Я пришел домой, совершенно промокший от дождя, а все вы были в твоей комнате, уютно устроившись в постели».
Я ждал, глядя на него, наблюдая за тем, как он подносит руку к моей щеке и ощущая каждое прикосновение его пальцев, словно крошечное клеймо на моей коже.
«Поначалу я был в ярости», - признался он, и я ощутил, как пылает мое лицо, когда он выдержал мой взгляд. «Или, если быть более правдивым, я снова разозлился, потому что в последнее время я все время злюсь на тебя».
«Меня?» - с трудом выдавил я из себя, звук больше походил на крик, чем на слово.
Он кивнул, проведя большим пальцем по моей нижней губе, медленно, с наслаждением, и я понял, что все его внимание сосредоточено на моем рте. «Я чувствую, что ты занимаешь мое место рядом с девочками. Я чувствовал это уже некоторое время, но потом я услышал твои слова, и ты сказал им абсолютную правду... что я люблю их больше всего на свете».
Он произносил слова сбивчиво, грубо, словно они вырывались из его горла, и я хотел помочь ему, успокоить его, заставить почувствовать себя лучше, но он все еще держался за мое запястье, и его давление, его крепкая хватка мешали думать о чем-то еще. Мужчина держал меня неподвижно, прижимая к себе, а я не знал, как реагировать и что говорить.
«Мне очень жаль, Бранн, - сказал он хрипло, и я услышал нужду в этом низком, ноющем звуке. «Я был таким трусом в ту ночь, и мне следовало остаться и поговорить с тобой, и...»
«Нет», - задохнулся я, качая головой и делая шаг назад. «Я не подумал, и...»
«Прекрати», - умолял он, следуя за мной, тянулся к моему лицу, даже когда я отворачивал голову. «Мне нужно, чтобы ты...»
«Эмери...»
«Привет!» воскликнула Лидия, входя в комнату. Очевидно, Эмери оставил входную дверь незапертой, когда приходил накануне вечером. «Я воспользовалась своим ключом, так что надеюсь, все проснулись!»
Ключ. Конечно.
Мы отошли друг от друга, не спеша, пока люди входили в парадную дверь - сначала Лидия, за ней две женщины, одна из них Шелби, а затем трое мужчин, которые о чем-то переговаривались между собой.
К ним подбежал Уинстон, лаял и приветствовал всех. Лидия не любила его и вообще собак, как объяснила мне Оливия, и только один из мужчин наклонился, чтобы погладить его.
«Доброе утро, - приветствовала Эмери Лидия, тепло улыбаясь, одетая в плотный свитер с водолазкой, леггинсы и сапоги до колена. Ее подруги были одеты так же, а мужчины - в свитера, спортивные пальто и парадные туфли. Вся группа вместе напоминала мне рекламу пива - симпатичные люди, проводящие время вместе.
Интересно было то, что Лидия не пересекла комнату к Эмери, а он не подошел к ней. Вместо этого он принужденно улыбнулся, и, проведя с ним столько времени, я понимал, о чем говорю. Когда он был по-настоящему счастлив, в нем чувствовалась заметная разница, расслабленность, которая наступала, когда он сидел на другом конце дивана от меня, или за обеденным столом, или на табуретке на кухне, как в последний раз, когда я готовил бутерброды с сыром. Я уже собирался уходить, закончив готовить, когда он сказал, что тоже хочет такой, и не мог бы я его приготовить, поскольку все знают, что еда, приготовленная кем-то другим, всегда вкуснее. Я согласился и получил улыбку, его улыбку, настоящую, которой в данный момент совершенно не хватало.
Я был уже на полпути к выходу из комнаты, собираясь разбудить девочек, чтобы начать наш день - футбол для Оливии отменили из-за гриппа, - когда раздался еще один стук. Я продолжал идти, полагая, что у Эмери еще гости, но тут послышался знакомый гул в ответ на его пожелание доброго утра.
Остановившись, я взглянул на дверь: на крыльце стоял мой приятель, Малахи Езич.
«Мал», - поприветствовал его Эмери, когда здоровяк стоял в дверном проеме. «Не хочешь войти?»
«Нет». Он вздохнул, секунду изучая Эмери. «Мне просто нужен Бранн».
«Ты уверен?»
Мал выглядел не в духе, неуверенным, почти печальным, а лицо Эмери было таким, словно он тоже был расстроен.
«Да», - пробормотал Мал, оглядываясь на меня.
Уинстон подбежал к Малу, и тот нагнулся и поднял собаку, словно это было самым естественным делом на свете. Я наблюдал, как Уинстон извивался, а потом лизал ему подбородок, пока Мал гладил его и говорил, какой он хороший мальчик.
С каких это пор Мал знает Уинстона? Что я пропустил?
Пробежав через комнату, я придержал дверь, пока Эмери забирал Уинстона у Мала, а затем вернулся к остальным, легонько толкнув меня, когда проходил мимо. Мал вышел на крыльцо, я последовал за ним и закрыл за собой дверь.
«Доброе утро», - поприветствовал я его, указывая назад через плечо. «Что это было? Что у тебя с Эмери?»
«Ничего».
Очевидно, это была неправда, но я не хотел лезть не в свое дело. «У нас были планы, которые я нарушил?»
Он выглядел так, будто ему было больно. Или запор. Трудно было сказать, что именно.
«Мал?»
Он прочистил горло. «Ты видел рекламу по городу?»
О, черт, это было дерьмовое время, когда во мне еще не было кофеина. «Рекламу?» неуверенно сказал я, не понимая, что происходит. «Рекламные плакаты, ты имеешь в виду, для предстоящих выборов?»