— Нынче чалый конь из Шэбэца опередит всех!
С ним не согласились:
— Нет, победит гнедко из Югты!
Называли ещё лошадей, но странно: никто и словом не обмолвился о моём скакуне, и мне стало обидно и немного тревожно.
Но вот кто-то крикнул, что пора давать старт. Все участники скачек выстроились в шеренгу, а потом рванули вперёд… Я очутился где-то в середине, мой скакун замешкался на мгновение-другое, и в этом, кажется, я был виноват сам — не успел вовремя опустить поводья, натянул их… Когда же я справился с волнением и дал скакуну поводья, он стремительно понёсся, обгоняя сначала одного, потом другого коня, и финишную ленточку пересек первым. Ко мне подбежали люди, помогли спрыгнуть мне на землю, повели куда-то моего скакуна, некоторые принялись бросать вверх шапки, крича с радостью:
— Победил конь из Хусбты. Ура-а!..
— Лучший — хусотинский скакун!..
Мой конь словно бы чувствовал, что его все хвалят, высоко держал голову, шёл горделиво сквозь толпу. Было незаметно, чтобы он устал, не то что другие скакуны: они тяжело дышали, запалённо поводя боками, были все в мыле.
Ко мне подошёл парень из соседнего улуса, стройный, с белыми ровными зубами, сказал:
— Будем готовить твоего скакуна к айма́чному[2] сурхарбану. К счастью, и у нас теперь появился настоящий скакун.
Подбежал ещё один парень в синем тэрлы́ке[3], с серебряным ножом на шёлковом поясе, взял моего скакуна под уздцы, произнёс хвалебное слово в его честь.
Праздник кончился, я вскочил на коня и отправился домой быстрой и лёгкой рысью. Меня встретил дедушка Жана, сказал с гордостью в голосе:
— Я слышал, наш скакун опередил всех на сурхарбане. А знаешь почему? Силы ему дала чистая родниковая вода.
Я не спорил, наверно, так это и было. Расседлал я коня, отпустил его в степь, он отошёл немного в сторону, прилёг на мягкую траву, несколько раз перевернулся, вскочил на ноги, подошёл к роднику, начал пить. Потом он затрусил к северной опушке леса, где пасся табун. Я долго смотрел ему вслед и думал о роднике, который протекает в нашей местности, о скакуне, о людях, живущих рядом со мною, и на душе у меня было хорошо.
Сын скотовода
Перевёл М. Мусиенко
На редкость смышлён и любознателен Лодон — этот худенький, небольшой мальчишка. Пальцы у него на руках тонкие и длинные, как у девочки. Весной и осенью с них не сходят цыпки.
Сколько помнит себя Лодон, мать и отец называли его своим помощником. «Сынок у нас, — радуются они, — трудолюбивый, заботливый, тоже будет скотоводом».
А дедушка души не чает в Лодоне, рассказывает внуку интересные, поучительные случаи из жизни, поэтичные сказки.
Хвалит Лодона и учитель труда, хотя любит мальчишка иногда некстати языком почесать, зато перед трудностями не пасует, от работы не отлынивает. Уважают Лодона в школе и ребята за справедливость. У Лодона всегда хорошее настроение, своей жизнью он доволен.
Его дед с малых лет любил и холил лошадей, ухаживал за ними, объезжал быстроногих иноходцев, приручал диких нравом скакунов. Давно уже вышел на пенсию, а всё ещё продолжает присматривать за племенным, породистым жеребцом. Дед и сейчас сладит с любым конём.
Свою любовь, страсть к лошадям старик привил и внуку. Какие существуют породы лошадей, чем отличаются друг от друга, какие самые красивые, сильные и быстроногие — всё знает Лодон благодаря деду.
На летних скачках Лодон первым пришёл к финишу на быстроногом Саврасом.
Нет такой работы, на которую Лодон не согласился бы, чтобы прокатиться на лихом рысаке.
Мимо красивого, поджарого коня, с упруго подтянутым животом, с гордо поднятой на лебединой шее головой с навострёнными ушами, Лодон не пройдёт. Непременно остановится и долго-долго любуется. И у него начинают чесаться руки от желания оседлать скакуна.
Тощих, усталых лошадей с понуро опущенной головой Лодон видеть не может, до того жалко их и стыдно за тех, кто довёл животных до такого состояния. Разве это люди?