Аркадий Макаров
Быстрые деньги
Деньги – суть помёт дьявола
У гроба карманов нет
Деньги, деньги, деньги…
Эта мысль, как убийца с ножом, неотступно преследовала его, где бы он ни находился. Счётчик «реальных пацанов», которым он так необдуманно задолжал, как напряжённый кровоток в височной доли, отстукивал время «Х».
Когда очень уж было плохо, бедняга покидал квартиру, выходил в город, толкался в бесконечных бутиках, модных для нынешнего времени магазинчиках, и, чтобы заглушить опустошающий, кричащий в отчаянии мозг, выбирал самые дорогие товары, осматривал, приценялся – и брезгливо возвращал продавцу. Мол, торгуете вы тут всякой всячиной, а мне нужна вещь изысканная, деликатная, высшей пробы. Делал вид человека, которого любят деньги и женщины.
Продавцы, в основном люди молодые, мыльные пузыри нашего времени, сверкая радужным перламутром, всячески старались угодить дотошному покупателю, вероятно, очень состоятельному, коль он так придирчив, даже к тем вещам, на которых стоит знак самого совершенства.
Так он тренировал себя, чтобы не забыть время тучных библейских коров.
Покупатель этот, хотя не такого уж и молодого возраста; лет тридцати, но одет «по-пацански» небрежно. Ничего лишнего. Ничего строгого. Мятые брюки из мелкого вельвета, мягкая, не заправленная в брюки рубашка, полы которой выглядывают из-под короткой, тоже мягкой тонкой кожи, курточки: всё выглядело так, словно человек одевался наскоро, впопыхах, прямо со сна.
Примерно так теперь носят одежду удачливые люди, однажды под шумок поймавшие бога за бороду. Они сами себе – и лодка, и ветрило, и волна, и тихая заводь, и кредитор, и заёмщик. Эти – не планктон офисный, который в галстуках да наглаженных костюмах норовит и в постель нырнуть, особенно если постель чужая.
Таким вначале и был Денис Тагенцев. Он верил в государство, как беззаветно верит губастенький малыш в непогрешимость родителей, верил в кристальную честность властных политиков, пока те не стали показывать хищную обывательскую морду заурядных потребителей.
И он в начале девяностых, вдруг оказавшись в горсти у жёлтого дьявола, стал забывать моральные принципы. Все. Или почти все.
Огнедышащий Ваал Зебул, когда нянчил его, обещал конфетку. Как в том анекдоте: «Вовочка просит у мамы конфетку. Мама сказала: «Сунь пальчик в розетку!» Долго дымились детские кости. Долго смеялись над шуткою гости.
Всё примерно так и было. Денису очень хотелось сладкой жизни, даже слюнки потекли, когда увидел перед собой огромную, от океана до океана, ставшую ничейной, Россию.
Все понесли всё: рабочий – долото, хирург – скальпель, учитель – промокашку. Сучье время!
Волчий выводок детей Арбата стал рвать от Родины столько, сколько сразу и не проглотишь.
Давились. Выбрасывали со рвотой то, что не могли переварить желудки, изъязвлённые желчью и презрением ко всем, кроме самих себя.
Вот тогда-то застенчивый и скромный служащий госбанка – а тогда все банки были государственные – Денис Тагенцев, не успев обремениться отчеством, решил навести порядок на своём рабочем месте: подмести банковское хранилище.
Он долго ломал голову: как это сделать? Голова болела, а хранилище в бетонной рубашке как стояло, так и стоит забитым под самый потолок деньгами.
Освободил его от головной боли один школьный товарищ, бывший комсомольский деятель, а при новой власти генеральный директор строительной фирмы «Социальная Инициатива» Коля Шмырёв.
Вообще-то он теперь обзывался совсем по-взрослому: Николай Константинович, но для Дениса так и оставался Колей, потому как школьные игрища давали Тагенцеву полное право называть его даже не Колей, а по кличке – Шмырь.
Коля Шмырёв и в школьные годы был большой выдумщик. Какая-нибудь извилина в мозгу у него всегда чесалась. То в школьную выгребную яму – школа стояла в самом центре села – пачку спиртовых дрожжей подбросит, отчего вся территория школы превращалась на несколько дней в зловонное озеро и занятия по известным причинам отменялись, то электрический рубильник законтачит жёваной бумагой. Вторая учебная смена при отсутствии освещения распускалась по домам, к великой радости школьников, да и учителей тоже. Одному директору школы, отцу Дениса – морока. Мокрая бумажная жвачка аккуратно прокладывалась Колей между пластинами рубильника. И – всё! Ток свободно течёт через мокрую прослойку между контактами, и во всех классах горят лампочки. Но вот по мере прохождения электричества через прокладку, она, нагреваясь по законам Джоуля-Ленца, высыхает, сухая бумага преграждает путь свободным электронам, и вся школа резко погружается в сплошную темень. Директор, чертыхаясь, лезет в щитовой ящик, а там всё путём – рубильник включён, а света нет. Во дела!