Эволюция способствовала появлению у нас механизмов защиты от этих угроз – они позволили нашему виду выживать и процветать. Однако у этой способности есть масса побочных эффектов, намертво въевшихся в наше повседневное мышление и поведение. В этой книге мне хотелось бы познакомить вас с некоторыми из тех ловушек, которые делают наш мозг «счастливым». Далее мы постараемся понять, почему мы:
• стремимся к определенности и к ощущению собственной правоты;
• полагаемся на память, которая должна подкреплять в нас вышеупомянутое чувство;
• склонны приписывать случайностям особый смысл и делать выводы, имея в своем распоряжении только скудную информацию;
• стремимся к чувству контроля;
• желаем избежать потерь;
• регулируем наше нравственное поведение так, чтобы достичь «нравственного баланса»;
• боимся сожалений;
• склонны обобщать, когда полезнее было бы конкретизировать.
Если бы мы могли прожить жизнь без предубеждений, иллюзий, то мир стал бы поистине идеальным. Но мы не способны на это, хотя никогда в таком не признаемся. Большую часть времени наши действия представляют загадку для нас самих: почему мы делаем так, а не иначе, почему мы думаем так, а не иначе? Но ведь мы вовсе не тупы. Совсем наоборот: только достаточно развитый мозг, в котором происходит сложный процесс рефлексии, может попасть в плен мистификации, скрывающей от нас реальную подоплеку его работы.
Давайте теперь вернемся немного назад и обсудим, говоря на языке когнитивной науки, где мы были и куда мы направляемся.
«Вскрыть» сознание
Любое исследование сознания будет полезно только в том случае, если оно согласуется с тем, что мы уже знаем о функционировании мозга. Конечно, наши знания ограничены, но за последние десятилетия они невероятно обогатились. Если бы в начале XX века мы сообщили какому-нибудь нейробиологу, что за последующие сто лет технологии разовьются так, что паралитики смогут управлять протезами-манипуляторами с помощью своего сознания, то в ответ, вероятно, получили бы только недоверчивую усмешку. Такие технологии даже описывались в научно-фантастических рассказах и комиксах, но серьезные ученые тогда ни за что бы не стали биться об заклад, что такое будет возможно. Теперь же мы знаем, что это более чем возможно – это происходит. Подобным же образом мы достаточно много узнали о мозге и теперь понимаем: старая дуалистическая концепция «сознание-тело» уже вышла из моды и не может убедительно ответить на все наши вопросы. Но мы все еще не можем полностью избавиться от соблазна отделить работу сознания от ее биологической подоплеки. Мышление кажется нам слишком большой загадкой, равных которой нет. Как сказал один профессор в моей альма-матер: «Как могут миллиарды переключателей превратиться в нечто настолько сложное, как наше сознание?»
Когнитивная наука не смогла пока исчерпывающе ответить на все эти вопросы, но в процессе погружения в загадки мозга она обнаружила, что эти самые ответы никогда не являлись главной целью. Например, аналогия переключателя является результатом категорийной ошибки. Исходя из убеждения, что мозг – это сверхчувствительный и компактный электрический прибор, – невозможно объяснить, как этот прибор справляется со многими повседневными задачами (даже если он очень сложен).
Когнитивная наука подвергает наше привычные понятия сомнению, разрушая те ментальные шаблоны, которое мы строим, чтобы понять мир. Возьмем, например, ошибочное представление, что мыслями и эмоциями управляют конкретные отделы мозга. Гораздо легче поверить в то, что, например, гнев «запускается» из одного отдела мозга, чем в то, что он не локализован в одном месте, а является результатом деятельности многочисленных отделов мозга, перекрестно активирующихся в произвольной манере.
Эту концепцию особенно трудно принять, если мы говорим о памяти. Где хранятся воспоминания о том, как я катался на американских горках в парке, когда мне было десять лет? Наши воспоминания о событиях кажутся нам более-менее завершенными, и мы представляем их в виде книг на полке. Когда мы хотим освежить память, то берем книгу и открываем ее на нужной странице. Теперь мы знаем, что память работает не так: мои воспоминания о горках и аттракционах вовсе не представляют собой отдельные ячейки.