И чтобы придать достоверность столь невероятному событию, все повторяли имя англичанина, который спас француза от врага более безжалостного для него, чем соотечественники этого англичанина.
Звали его сэр Роберт Вильсон. Это был тот самый сэр Роберт Вильсон, сударыня, который стал губернатором Гибралтара и которому я так стремился нанести визит. Теперь Вам понятно мое упорство, не так ли?
Сэр Роберт Вильсон — великолепный старик лет шестидесяти шести — шестидесяти восьми, который до сих пор сам объезжает своих лошадей и ежедневно проделывает десять льё по Гибралтару, принял меня изысканнейшим образом. Я имел неосторожность заметить у него на полке марокканские гончарные изделия, а затем, вернувшись на "Быстрый", обнаружил их на борту.
Если что-то и могло бы заставить меня задержаться в Гибралтаре еще на один день, так это настойчивое приглашение, любезно сделанное мне сэром Робертом Вильсоном. Я расстался с этим человеком столь благородного и преданного сердца, испытывая чувство величайшего восхищения.
Да ниспошлет ему Господь долгие и счастливые дни, ему, которому другой человек обязан долгими и счастливыми днями!
Мы покинули Гибралтар без десяти минут четыре. Еще десять минут, и мы стали бы пленниками до следующего дня. По правде говоря, ступив на палубу "Быстрого", мы вздохнули с облегчением, с каким, должно быть, вздохнул г-н де Лавалетт, ступив на мостовую набережной Орфевр.
ПЛЕННИКИ
Двадцать шестого в четыре часа утра "Быстрый" поднял якорь. Мы пересекли пролив по диагонали, образовав угол с тем путем, каким проследовали накануне, — Гибралтар был вершиной этого угла. В девять часов утра мы прибыли в огромную бухту; справа от нас высились горы мыса Негро, уступами обрамлявшие долину; в глубине ее виднелся Тетуан, едва возвышавшийся над землей и скорее напоминавший огромную каменоломню, чем город.
В пути у меня состоялась долгая беседа с капитаном, и вот что он мне рассказал.
Поспешность, с какой "Быстрый" был направлен ко мне, заставила его изменить первоначальный маршрут, цель которого заключалась в том, чтобы подобрать французских пленников, находившихся в руках Абд эль-Ка-дера.
Впервые я услышал на борту корабля об этой миссии "Быстрого" и попросил у капитана подробных объяснений. Но главное, мне хотелось знать, остается ли у нас необходимое время для выполнения этой миссии.
Вот как обстояли дела. Всем памятны героическое сражение при Сиди-Брагиме и тот отклик, какой оно нашло в сердцах французов. После этого сражения около ста пятидесяти человек остались пленниками арабов. Из всех пленников самым значительным был г-н Курби де Конь-ор, командир гусарского эскадрона. Кровавая бойня у Мулуи, о которой столь красочно поведал трубач Роллан, каким-то чудом спасшийся во время этого побоища, свела число пленных до двенадцати. Почти всякая надежда когда-либо увидеть их вновь была потеряна, и вдруг 5 октября 1846 года г-н Курби де Коньор написал коменданту Мелильи письмо, которое тот получил 10-го числа того же месяца.
В этом письме г-н Курби де Коньор сообщал коменданту, что договорился с охранявшими его арабами о побеге, своем и других пленных, в обмен на 6 000 дуро, которые он просил выделить ему, обязуясь вернуть их лично. Комендант Мелильи не располагал такой суммой и сразу же передал сообщение о письме г-на Курби де Коньора французскому консулу в Малаге, а тот незамедлительно доложил об этом губернатору Орана.
Написав французскому консулу, комендант Мелильи переслал тем временем г-ну де Коньору письмо, которое было датировано 17 октября: в нем сообщалось об отсутствии у него денег и о принятых им мерах, с тем чтобы французские власти изыскали нужные средства, которых у него не было.
Как только губернатор Орана получил депешу, адресованную ему французским консулом в Малаге, он вызвал к себе капитана "Быстрого", попросив его прийти в сопровождении одного из своих офицеров. Капитан сразу же отправился к губернатору. Согласно полученному приглашению, его сопровождал лейтенант, г-н Дюранд.
В результате этой встречи капитан Берар получил приказ немедленно направиться вместе с г-ном Дюрандом в Мелилью, чтобы обсудить с комендантом этой крепости меры, необходимые для успешного проведения столь важных переговоров.
В то же время казначейство Орана вручило капитану Берару сумму в 32 000 франков и еще 1 000 франков на непредвиденные расходы.
Вот инструкции, которые были даны капитану Берару. Они свидетельствуют о привычном неверии в успех такого рода переговоров.
"Оран, 17 сентября 1846 года.
Капитан!
До Вашего отъезда я еще раз хочу повторить, что предоставляю Вам полную свободу дать хоть какой-нибудь ход делу, о котором я говорил сегодня утром; если во время Вашего пребывания в Мелилье Вы поймете, что в отношении наших несчастных соотечественников нет никакой надежды, доставьте сюда господина Дюранда и доверенные ему деньги; если также Вы сочтете, что комендант настроен не наилучшим образом и что нельзя поселить господина Дюранда в Мелилье, не подвергая его опасности быть ограбленным, возьмите равным образом на себя решение вернуть все обратно; словом, я полагаюсь на Ваше мудрое суждение относительно возможности дальнейшего развития этого дела.
В конверте Вы найдете инструкции, которыми должен руководствоваться господин Дюранд при выполнении своей миссии".
Губернатор Орана знал подозрительность арабов и потому принял все меры предосторожности, чтобы не пробудить у них опасений.
Так что "Быстрый", не задерживаясь в Мелилье, должен был лишь высадить г-на Дюранда на берег под предлогом нездоровья и удалиться, оставив его или забрав назад сразу же после того, как г-н Дюранд сообщит, считает ли он возможным остаться там без риска нежелательных последствий или нет.
Господин Дюранд вернулся: комендант Мелильи не хотел давать ему разрешения остаться в крепости, ибо на этот счет у него не было категорического указания генерал-губернатора Гранады; пришлось ждать такого указания.
Между тем комендант верил в серьезность переговоров, и потому капитан Берар сообщил ему об инструкциях, данных г-ну Дюранду, попросив разместить в надежном месте имевшиеся при нем средства. Под расписку коменданту были оставлены 32 000 франков.
В тот же день, когда имели место все эти обсуждения, комендант Мелильи отправил посланца к г-ну де Коньо-ру; посланец был один араб, которого он использовал для связи с местными жителями. Араб должен был доставить предводителю пленников письмо, сообщавшее, что требуемая сумма выкупа находится в руках коменданта.
Посланец явился в дуар, где содержались пленники, под видом больного, который пришел проконсультироваться с французским врачом. Один из пленников действительно был врачом — доктор Кабас, храбрый и милейший молодой человек, постоянно забывавший о собственных страданиях, ради того чтобы облегчать страдания своих товарищей.
Посланцу, который с трудом передвигал ноги и стонал так, словно вот-вот должен был умереть, позволили приблизиться к пленникам; те, тоже поверив уловке, были далеки от того, чтобы увидеть в нем вестника свободы, пока в ту минуту, когда доктор Кабас щупал ему пульс, посланец не сунул доктору в руку записку коменданта Мелильи.
Записка тут же была передана г-ну де Коньору, и тот ответил коменданту следующим письмом:
"Ваше письмо от 18-го числа вызвало у нас огромную радость; держите деньги при себе; мы надеемся, что вскоре нас направят в Ваш город и мы сможем засвидетельствовать Вам нашу глубочайшую признательность".
Араб получил это письмо в виде конверта, содержащего дозу лекарства. Оно целиком было написано собственноручно г-ном Курби де Коньором, но без подписи. То были единственные сообщения, которыми обменялись комендант Мелильи и г-н де Коньор.