Возглавлял пленных самый значительный из них — командир эскадрона Курби де Коньор. Он получил пять ранений; какой-то араб уже начал резать ему горло, когда мимо случайно проходил халиф Бу-Амеди. Он признал в г-не де Коньоре командира и, заметив, что тот еще жив, остановил руку араба. Рана пленного осталась зияющей, ужасной на вид, но, к счастью, не смертельной. Господина де Коньора подняли и, поддерживая, привели к Абд эль-Кадеру.
Он помнит, как помнят сон, помнит, что видел эти лежащие головы, помнит, что слышал голос эмира, помнит, что пытался отвечать. Рядом с ним и за ним стояли восемьдесят пленных. Из этих восьмидесяти шестьдесят два человека были ранены, и у этих шестидесяти двух насчитывалось сто двенадцать ран.
Абд эль-Кадер приказал, чтобы г-на Курби де Коньора отвели в палатку Аджа-Бита, одного из военачальников эмира. Командир эскадрона Курби де Коньор провел ночь вместе со старшим сержантом Барбю, перевязавшим его раны.
Тем временем других пленных заставили разбирать головы их убитых товарищей и обмазывать их для сохранности медом. Среди солдатских голов Тестар, тот самый, что отдал свою лошадь г-ну де Коньору, увидел головы полковника Монтаньяка, капитана Жантий де Сент-Альфонса и лейтенанта Клейна. Затем, после того как головы были обмазаны медом, пленным велели собрать их по двадцать и сложить пирамидой, наподобие пушечных ядер в артиллерийском парке. Насчитали пятнадцать пирамид голов: их собирались послать главным марокканским вождям.
На следующее утро, прежде чем тронуться с места, снова взялись за эти головы: продырявили им уши и связали друг с другом пальмовыми веревками, потом сложили в корзины и погрузили на мулов. После этого повели пленных. Самые крепкие должны были идти пешком. Самых немощных посадили на мулов. Их ноги были опущены в корзины, и отрезанные головы доходили им до колен. Один лишь г-н де Коньор получил мула, ненагруженного корзинами и, следовательно, головами.
В тот первый день передвигались с семи часов утра до пяти часов вечера. С пленными, которые шли пешком, обращались жестоко. В пять часов остановились на ночлег в деревне бени-снассенов; ночевали под открытым небом, корзины с головами выгрузили; пленные лежали рядом с ними. В шесть часов утра тронулись в путь по направлению к Мулуе. Бени-снассены остались слева от этой дороги.
Когда шли вдоль оврага, один мул упал: головы, которые он нес, покатились в кусты, ударяясь о камни, и затерялись на дне. На поиски голов послали пленных. Они должны были принести их все до единой; затем снова двинулись в путь.
В этот день шли до самой ночи. Остановились в полу-льё от Мулуи и разбили бивак неподалеку от нескольких дуаров. Пленные жестоко страдали от жажды; некоторые не пили с той минуты, как их захватили. Тех, кто был в состоянии идти, отвели к реке: они напились там и принесли оттуда воду тем, кто не мог последовать за ними. Как и накануне, мулов разгрузили и все легли спать под открытым небом.
На третий день в путь отправились ранним утром. В половине шестого вышли на берег реки и какое-то время следовали вдоль нее; наконец, к девяти часам утра, реку пересекли. В одиннадцать они были в дейре. Пленных тотчас отвели к шатру, где жили мать Абд эль-Кадера и его жены. В ту пору у эмира было три жены.
Пленных провели через всю дейру, их напоили и накормили, затем направили в лагерь, расположенный примерно в трех льё от места, где тем утром они перешли реку. Во время этого последнего перехода они удалялись от моря.
Головы оставались в дейре в течение трех дней: их уложили вокруг палатки Абд эль-Кадера, перед которой арабы устраивали джигитовку. Пленных поместили посреди лагеря, где офицерам выделили скверную палатку; тяжелораненых определили в другую; остальные разместились как могли.
Там их держали около месяца; однажды ночью лагерь загорелся; пожар вызвал, сам того не желая, один пленный; но так как виновного не установили, он остался безнаказанным. Многие пожитки сгорели в огне или пропали.
После этого пленные покинули первый бивак и обосновались в другом лагере, расположенном в одном льё оттуда; так же как и первый, этот второй лагерь находился возле Мулуи, но на одно льё дальше в глубь суши.
Девятого февраля, то есть после четырехмесячного пребывания там, пришел приказ незамедлительно покинуть лагерь; приказу подчинились. Перешли Мулую и расположились на другом берегу, добравшись до гор Лёф.
В день ухода четверо человек были больны; г-н Курби де Коньор попросил для них мулов; ему их пообещали, но в назначенное время мулы так и не появились. Четверым больным отрезали головы. Через несколько дней пленники покинули горы и приблизились к берегам реки.
Пятнадцатого февраля стрелок Бернар и обозный солдат Гань бежали. Ганя убили по дороге; но Бернар, живой и невредимый, добрался до Джема-р'Азуата и сообщил первые достоверные сведения о пленных.
Семнадцатого исчезли еще трое пленных: капрал Му-лен, зуав по имени Поджи и тот самый Исмаэль, который в разгар сражения кричал: "Мы пропали!" Всех троих поймали.
Халиф Бу-Амеди, тот самый, что спас жизнь г-ну Кур-би де Коньору, приговорил всех троих к смерти. Настоятельными просьбами г-н Курби де Коньор добился сначала помилования Поджи и Исмаэля. Затем, когда ружья уже были заряжены и капрала Мулена собирались расстрелять, он и для него добился той же милости.
Двадцать четвертого апреля прибыл гонец от халифа Хаджи-Мустафы. От имени своего начальника гонец пригласил к нему на кускус г-на Курби де Коньора. Согласно этому приглашению, г-н Курби де Коньор должен был отправиться вместе с офицерами и четырьмя солдатами. Его сопровождали лейтенант Ларразе, капитан Марен, лейтенант Иллерен, врач Кабас, аджюдан Тома, старший сержант Барбю, гусар Тестар, стрелок Тротте и еще двое. Выйдя из лагеря около трех часов пополудни, они прошагали до восьми часов вечера и, оказавшись во владениях племени хашемов, остановились на ночевку.
На следующий день, 25-го, они вышли рано утром, чтобы продолжить путь в дейру; но не успели они проделать и одного льё, как был получен приказ повернуть назад и возвратиться к Солиману, вождю племени хашемов, с которым они расстались утром. Тут у г-на де Коньора и его спутников начали появляться сомнения; они поняли, что от других пленных их отделили с дурным умыслом; к несчастью, они ничем не могли помочь своим товарищам. На их вопросы никто не отвечал.
И вот что происходило на самом деле за их спиной, пока они удалялись от лагеря. С приближением ночи пленным велели построиться в ряд. Затем приказали принести свои вещи. Когда приказ был выполнен, явились регулярные пехотинцы Абд эль-Кадера и разделили пленных по пять-шесть человек. Потом каждую такую группу отвели в отдельный шалаш. Среди этих групп находился один человек, свидетельство которого проливает свет на страшную сцену, последовавшую затем.
Человек этот — горнист Роллан. Его поместили в шалаш вместе с шестью другими пленными. Это был отважный человек. Он видел все приготовления и понял их смысл, но не испугался. "Этой ночью что-то случится, — сказал он своим товарищам. — Не спите и будьте готовы защищаться, если нас захотят убить". — "Защищаться! А чем?" — спрашивали другие пленные. "Делайте оружие из всего", — сказал Роллан.
У Роллана был французский нож, который он нашел за три дня до этого и припрятал. Кроме того, войдя в шалаш, он наткнулся ногой на серп и отдал его одному из своих товарищей по имени Дома. Роллан показал товарищам свой нож. "При малейшем шуме, — сказал он, — я выйду и убью первого попавшегося араба. А вы следуйте за мной".
Было около восьми часов вечера, когда несчастные, пожимая друг другу руки, шепотом обсуждали этот план отчаянной защиты. Понятно, что никто не сомкнул глаз. Около полуночи раздается крик солдат Абд эль-Кадера. То был сигнал к побоищу.
Роллан понимает, что пробил час. Он выходит первым, устремляется вперед, встречает на своем пути араба, всаживает ему в грудь свой нож по самую рукоятку, перепрыгивает через его тело, затем, ухватившись за ветку, преодолевает окружающую лагерь ограду и скатывается по другую ее сторону. В эту минуту два солдата хватают его за пояс штанов, но рваные штаны остаются у них в руках. Роллан бежит в одной рубашке. Примерно в ста метрах от лагеря в него стреляет засада. Пуля задевает его правую ногу, но только слегка. Он продолжает бежать, добирается до холма, расположенного в получетверти льё от лагеря, останавливается там и садится, чтобы посмотреть, не появится ли кто-нибудь из его товарищей.