Прослужив приблизительно три месяца, я прошел последнюю проверку на одном из новых «бленхеймов», которыми была перевооружена 29-я эскадрилья. До этого я должен был довольствоваться полетами на «демоне» или в качестве пассажира на «бленхейме» с одним из опытных пилотов эскадрильи. Во время визитов парней из Бомбардировочного командования мы слышали от них много скверных отзывов о «бленхейме». Говорили, в частности, что, если вы не могли выпустить шасси и садились «на живот», то самолет взрывался. Однако я не столкнулся ни с какими трудностями во время своей заключительной проверки. После этого я начал получать свою соответствующую долю в полетах и стал полноправным членом 23-й эскадрильи.
Однажды из Хорнчурча[37] прибыл «гладиатор» с пайлэт-офицером Маккензи на борту. Мак был новозеландцем, учившимся вместе со мной в Шоубери. Я принялся уговаривать его, чтобы он разрешил мне слетать на его самолете, о чем всегда мечтал. После недолгих уговоров он согласился. Пристегивая меня в кабине, Мак показывал различные кнопки и переключатели. В завершение он сказал:
– Ради бога, не сломай его, – и помахал мне на прощание.
Я вырулил, развернулся против ветра, дал газ и понесся по травяной взлетно-посадочной полосе. Через мгновение я поднялся в воздух и стал быстро набирать высоту. Я осторожно выполнил некоторые элементы моего довольно запущенного высшего пилотажа, и тоска по полетам на одноместном истребителе снова охватила меня. Через некоторое время я повернул к аэродрому и приземлился. Майк ждал меня, прямой, словно гвоздь, поскольку понимал, что если бы я повредил самолет, то ему предстояло держать ответ за то, что он разрешил мне воспользоваться им без согласия командира своей эскадрильи. Я поблагодарил его, чувствуя непреодолимую ревность к его удаче. Этот полет в течение некоторого времени не давал мне покоя, и я с трудом удержался, чтобы повторно не отправиться к командиру эскадрильи с просьбой о переводе. Однако к этому времени тот факт, что являюсь членом 29-й эскадрильи, кое-что для меня значил, и мои мысли о сохранении ей верности возобладали.
Именно в эти дни я приобрел прозвище Боб, которое с тех пор закрепилось за мной на службе. Это не раз становилось причиной путаницы, так как мои родители, а позднее и жена, совершенно естественно, звали меня Джоном, именем, данным мне при крещении. Обычно в то время в эскадрильях, вызывая по радио пилотов, называли их христианскими именами. В 29-й эскадрилье имелось несколько Джонов, и, для того чтобы исключить недоразумения, было решено, что мы, Джоны, должны вытянуть себе из шляпы новое имя. Я вытянул Боба. Так я сделался Бобом, Бобом и остался.
Новости и радиосообщения на сей раз очень ясно свидетельствовали о том, что война с Германией лишь вопрос времени и что время это быстро уходит. Большинство из нас высказывались за то, чтобы поскорее противопоставить свои навыки навыкам немецких коллег. Думаю, многие все еще мыслили понятиями рыцарских воздушных поединков, подобных тем, которые наши отцы вели в ходе Первой мировой войны. Новый командир 87-й эскадрильи достаточно быстро отрезвил нас. Перед назначением в Дебден он служил военно-воздушным атташе в Берлине, где имел достаточно возможностей видеть стремительное наращивание мощи люфтваффе. Однажды этот офицер прочитал лекцию для всего офицерского состава авиастанции и подробно объяснил, что новые военно-воздушные силы Германии – реальная сила, с которой необходимо считаться. Их новые истребители «мессершмит», казалось, были на равных, с нашими «харрикейнами», если не чуть лучше, и были гораздо лучше «бленхеймов» нашей эскадрильи. Мы могли противопоставить им «спитфайры», но эти самолеты приняли на вооружение только что, у нас их было еще чрезвычайно мало. Однако в массе своей мы были беззаботными и не позволяли трезвым рассуждениям вернуть нас на землю.
В начале августа военно-воздушные силы Великобритании и Франции провели учения с целью проверки противовоздушной обороны. В течение всего периода учений мы находились на военном положении, это была самая близкая к реальности ситуация, которую мы могли испытать в мирное время. Учения продолжались неделю, и мы взлетали по тревоге, всегда днем, пытаясь перехватить «агрессора» из Бомбардировочного командования или из французской бомбардировочной авиации. Иногда мы добивались успеха, но по большей части это было не так. Отсутствовало какое бы то ни было управление с земли при помощи радаров, чтобы вывести нас на цель, и мы полностью полагались на информацию с наземных наблюдательных постов. Задержки с передачей информации приводили к неудачным перехватам. Мы также обнаружили, что методы атак, предписанные руководством по тактике, имели малую ценность, и большую часть времени мы были «сидячими утками»[38] для хвостовых стрелков «веллингтонов», «хемпденов» и «уитли».[39] Эти учения много дали для того, чтобы усилить нашу противовоздушную оборону накануне войны, которая была теперь практически неизбежна.