И, сложив аппарат, дал по газам.
Было уже семь вечера, а я хотел застать Доктора Пеперра на рабочем месте, поэтому гнал как угорелый.
И, слава Силе, успел.
Отрекомендованный мне мастер тату сидел в процедурном кабинете на подоконнике, болтал ногами и вел деловые переговоры по телефону.
Это был субтильный молодой человек с оттопыренными ушами и улыбкой до этих самых великолепных ушей. Выглядел он стильно: трехдневная щетина, рваные джинсы с «сединой» на коленках, майка невнятного цвета с надписью «Такі, як ми, взагалі нікому не треба» и копеечные кеды с концептуально не завязанными шнурками. Но особенно мне понравилась его прическа – сразу и не понять: то ли он отдал за нее две сотни баксов, то ли просто неделю не расчесывался. Короче, тот еще тип.
Когда я вошел, он кивнул на кресло, подозрительно похожее на кресло гинеколога, и показал мимикой: подожди, приятель, сейчас закончу, и потолкуем.
Пока он обговаривал со своим собеседником цену на партию неведомых мне клип-кордов, я листал альбом с образцами. Там было на что посмотреть, в очень реалистичной манере были изображены: мужественные архангелы, сексуальные ангелы, соблазнительные наяды, сирены и амазонки, а еще саламандры, ягуары, хищные птицы, драконы всевозможных видов, стальные монстры, античные воины, средневековые рыцари, насекомые какие-то фантастические, заморские цветы и прочее, прочее, прочее.
– Ну как тебе? – закончив разговор, спросил у меня Доктор. – Нравится?
– Красиво, – ответил я, легко и без напряга приняв его «тыканье». – Мне очень нравится.
Услышав столь незамысловатую оценку своим работам, он спрыгнул с подоконника, фамильярно хлопнул меня по плечу и расхохотался в голос.
Смеялся он долго, от души. Пришлось унять:
– Ты чего это, дружище, так зашелся?
– Хорошо, чувак, сказал, – вытирая слезы, ответил Доктор. – Красиво – и писец. Красиво – и отцепись. И не цепляйся. Уважаю, когда так. А то знаешь, иные пыжатся что-нибудь этакое загнуть. Чтобы, типа, умно вышло. Знатоков, мать его, из себя корчат. Искусствоведов. – Он поморщился и потряс головой. – Бррр, не люблю искусствоведов.
– Я тоже их не люблю, – признался я. – Особенно тех, что трутся при галереях.
Правда, не люблю. Уж больно ужимками своими они похожи на тех, чье ремесло заключается в наглой разводке ближнего своего: на привокзальных таксистов, лохотронщиков, политтехнологов, певцов под «фанеру» и строителей финансовых пирамид. На устах у них мед, в глазах – жесть, на уме – желание впарить и нагреть.
Как таких любить?
Особенно меня бесит их высокомерное отношение к ясной бинарной оппозиции «красиво – некрасиво». К этой паре немудреных понятий, с помощью которой проявляет свои художественные предпочтения всякий нормальный человек.
Лично я так думаю: понятия эти хоть и немудреные, но отнюдь не примитивные! Ведь человек эту естественную систему эстетических координат взращивает в своей душе не год, не два, а с самого детства. Взращивает и лелеет. И усердно питает ее сокровенность мимолетными впечатлениями. Какой только ерундовины, какого только пустяшного пустячка в том удобрении нет. Много там чего. Все-все, что однажды ненароком торкнуло. Поэтому когда человек тихо и без придыхания говорит «красиво», это не значит, что у него в душе ничего не происходит. Возможно, у него там в это время буря бушует. Даже очень возможно.
А знатоки искусства на зарплате корчат из себя фиг знает кого и над нормальными людьми потешаются. Если и не пальцем тычут, то многозначительно переглядываются да в сторонку хихикают. А у самих-то взамен что предъявить? Что? Пустота одна. Пусть и обернутая в блестящие фантики, но пустота. Зато в простоте слова не скажут. Нарисует шут гороховый какой-нибудь там черный квадрат, а эти уже всякую ересь несут. Рады стараться. Типа: «Если исходить из того, что всеобщей категорией, обозначающей какое угодно содержание картины, есть категория Бытия, то черный квадрат можно истолковать как символ Ничто или Инобытия. Автор через отрицание исторического Бытия идет к Ничто и от него к Инобытию нового мира, в котором уже нет раздражающей органики».
Зачем пурги-то столько? Нет чтоб по-честному сказать, вот, мол, граждане-покупатели, предлагается вам пятно. И ничего в нем, в этом пятне, хорошего нет, помимо того, что стоит оно тысячу тонн американских денег.
Хотя бы так.
На самом деле не пятно, конечно, стоит тысячу тонн американских денег, а его пафосное истолкование.
Но все же.
Только нет, не хотят по-честному. Да и зачем это им? Мальчик-то, который мог сказать, что король голый, вырос, написал бестселлер «Моими устами», разбогател, обуржуазился и стал вести кулинарное шоу на телевидении. И некому теперь сказать, что черное квадратное пятно – это всего лишь черное квадратное пятно. Лишь пятно. Все остальное – трещинки на холсте, в которые проваливаются смыслы.
– Полагаю, тату хочешь, – отсмеявшись, сказал Доктор.
И не успел я возразить, как его уже понесло:
– Раз хочешь – значит, зафигачу. Нет проблем. Все на высшем уровне сделаю. – Он еще раз похлопал меня по плечу. – Ты, чувак, в правильное место пришел. Машинка у меня не какая-то там чухня тайваньская, а «Кельтские псы». Все расходные – Европа. Качество гарантирую. – Тут он показал на стену, где к белому кафелю был присобачен диплом международного учебного центра медицинской косметологии и эстетической терапии. – Видишь? Фирма веников не вяжет.
– Вижу, – кивнул я. – Только, Док, я не хочу тату.
– Чего так? – опешил он, но тут же нашелся: – А-а, я понял. Образцы не подходят. Так мы этот вопрос вмиг решим. Штуку накинешь – получишь эксклюзив. Тебя как вообще-то зовут?
– Егор.
– Слушай, Егор, у меня тут тема одна назрела, давно хотел какому-нибудь серьезному челу предложить. Там, значит, так…
– Ты меня не понял, Док, – остановил я его порыв. – Мне не нужна обычная наколка.
– А что тебе нужно?
– Я хочу шрам в виде листа клевера.
– Рельефный шрам?
– Да, рельефный шрам.
После этих моих слов Доктор Пеппер сразу поскучнел лицом: