Я поискал сук, который мог бы пробить в лобовом стекле дыру, но не нашел. Сосна была строевая, до нижних веток два с лишним метра, ствол прямой, гладкий, экспортного ГОСТа «три двойки». Такая вполне могла бы пойти на грот-мачту бригантины.
Стало быть, констатировал я, дыра образовалась еще до удара о дерево. После чего коснулся ствола рукой и закрыл глаза. Через несколько секунд ощутил живое тепло.
И боль.
Такую, что тут же отдёрнул руку.
Следов магического видно не было. Никто намеренно не сооружал из злосчастной сосны ловушки для машины. Во всяком случае, я этого не чувствовал. Хотя могло быть и так, что поработал здесь кто-то весьма и весьма Сильный. Если это так, то ощущения, что проведена в отношении Алексея Пущина процедура энвольтования на смерть, и не могло возникнуть. Настоящий мастер следов не оставляет. Ни пятнышка. В этом и заключается высший колдовской пилотаж.
Поднявшись на обочину, я еще раз осмотрелся.
Пейзажи вокруг – передвижники отдыхают. На этой стороне густой сосновый бор, на той – заливной луг до самой реки: поповник, клевер, иван-чай, прочее неброское, но пахучее сибирское разнотравье. Там-сям несколько залысин, посреди которых аккуратные стожки. А над всей этой омытой недавним дождем пасторалью – высокое небо в пятнах всклоченных облаков.
К левой кромке луга прижималась осиновая роща. На правом же его краю и чуть ближе, метрах в пятидесяти от дороги, был виден живописный холм, на верхушке которого гнулась на ветру старая, увешенная разноцветными тряпичными лоскутами-лентами береза.
Бурхан! – обрадовался я.
Как тут не обрадоваться? Коль обитает здесь дух места, он все, конечно, видел. А раз так, значит, есть – пусть слабый, но все-таки – шанс узнать, из-за чего же произошла авария.
Чуть ли не бегом я направился через дорогу к этому волшебному месту. Вскарабкался на холм и, встав под березой, украшенной на манер новогодней елки, прислушался к своим ощущениям.
Секунду постоял.
Другую.
Еще одну.
Да, не зря суеверный народ здешнюю березку украшал – присутствие Силы чувствовалось. И весьма. Место было энергетически мощным.
Не раз доводилось мне слышать: «Не затыкай ушей – и то, что нужно, само подаст голос. Не зажмуривай глаз – то, что нужно, само покажется». Порой так оно и происходит. Но это был не тот случай. Я простоял долго, минут десять, старательно сливаясь с физическим слоем тонких вибраций – границей между Пределами и Запредельным. Но, как ни старался превратиться в антенный фидер, дух места на ментальный контакт со мной так и не вышел. Не посчитал нужным.
Тогда я сбегал к машине и вернулся с кинжалом, горстью красной гадательной фасоли и аварийным тросом. По виду это самый обыкновенный гибкий трос в стандартной пластиковой оплетке, в действительности – не совсем. Спецзаказ. В стальные вплетена одна золотая жила и две из серебра.
Спустившись на южный склон холма (подальше от глаз случайных свидетелей), я выложил трос кругом, встал в центр, после чего рассыпал перед собой фасоль, скинул куртку и, задрав рукав сорочки, рубанул кинжалом по запястью.
Когда первые черные капли упали на бобы, я закрыл глаза, сосредоточился и стал заклинать:
Вроде все правильно произнес и с чувством, но только дух не соизволил отреагировать.
Я повторил.
Опять ничего.
Я еще раз.
И тут он наконец подал знак, показал, что услышал: дернулась несколько раз вершина березы, задрожали ветки, всколыхнулись тряпицы.
Но и только.
Так старая ленивая собака во сне дергается, услышав свою кличку: задирает лапу – «тут, хозяин, почеши», но не просыпается.
Короче говоря, не захотел дух материализоваться и медиума во мне не признал.
Обидно, но бывает.
Требовались какой-то другой ритуал и более сильное заклинание.
Возможно, совсем-совсем древний, подумал я про своенравного духа. Тогда тут нужно нечто специфичное. С этнографическими наворотами. Чтоб пробрало его по-настоящему.
И тут я сразу вспомнил про Альбину Ставискую, про зазнобу мою ненаглядную. Эта ведьма в здешних краях со времен Ермака обретается, оттого все местные ходы-выходы и проходы отлично знает. Ей-то да не ведать про национальные особенности колдовства в Приозерье. Кому тогда?
Понимал я и другое: ведать-то она ведает, да только фиг задарма поделится заповедным, обязательно потребует что-нибудь взамен. И я даже догадывался, что именно. Ожерелье Дракона – вот что. Давно зарится на эти сто семь потускневших от времени и скуки жемчужин. При каждом удобном случае слезно клянчит: подари да подари. Оно и понятно, вещь в хозяйстве небесполезная. Одну жемчужину из Ожерелья в яблочном уксусе раствори, выпей в ночь на Ивана Купалу – и тридцать лет жизни с плеч долой. Как тут не позариться? Помолодеть хочется любой женщине, даже ведьме. Ведьме, быть может, особенно хочется. Не про внешний облик тут разговор (ведьме молодухой прикинуться раз плюнуть), а про остроту восприятия жизни, про вкус к ней, про азарт.
Никаких сомнений не было, что за возможность помолодеть душой Альбина мне выложит что угодно. Но только не мог я так бездарно распорядиться Ожерельем, которое получил в наследство от предыдущего хранителя Вещи Без Названия достопочтенного Вахма-Пишрра-Экъхольга.
Дело в том, что я это волшебное украшение собираюсь подарить собственной дочери, для нее и берегу. И неважно, что у меня пока нет дочери. Это совсем неважно. Рано или поздно появится. Дело времени и веры.
Короче говоря, вариант с Ожерельем как изначально неприемлемый я сразу отбросил и всю дорогу до города искал слова, с помощью которых можно было бы Альбину уговорить. Но не нашел я таких слов. Нельзя найти то, чего нет.
Силой выбить заклинание я тоже не мог. Не потому что пацифист. Вот уж что нет, то нет. Просто не было у меня на ту минуту необходимой для этого Силы.