Выбрать главу

По прошествии времени он осознал преимущества, которые предоставляет неволя: масса свободного времени для размышления и чтения, общение с такой разношерстной публикой, с которой вряд ли познакомился бы в иной обстановке, неограниченная возможность наблюдения за совершенно разными людьми, вынужденными уживаться в специфичных условиях, получение опыта общежития в тесноте и нужде, усваивание навыка довольствоваться малым. Впрочем, всё вышеперечисленное сводилось к тому, что он считал самым важным приобретением – ничем не заменимому личному опыту (Иван рассматривал жизнь как познавательный процесс, имеющий целью обретение мудрости или искушённости). В таком контексте сложные жизненные ситуации получали преимущество перед простыми, неприятные случаи – перед позитивными.

Тут он смог по достоинству оценить когда-то слышанную историю о буддисте, попавшем в тюрьму: когда, по прошествии времени, выяснилась невиновность монаха, перед ним распахнулись двери темницы. Но тот отказался выходить, утверждая, что ему понравились местные условия, и он не прочь остаться здесь подольше.

В тюрьме ему пришлось на собственном опыте прочувствовать некоторые важные вещи: что такое терпение, как можно жить надеждой и верой и как важно всегда сохранять присутствие духа; понять, как ценить малое, и научиться радоваться лучику солнца и пробившейся через цемент травинке…

Одним словом, сказать, что Иван сожалел о годах, проведённых в неволе, нельзя: «Где-то теряем, где-то находим – кто сможет взвесить, чего ты больше получил; выиграл ты или проиграл? А разве не победа – то, что жив, здоров и готов к борьбе, несломленный и бодрый духом?»

Первые часы, дни, недели на свободе были блаженными, как для вновь прозревшего слепого или глухого, к которому вернулся слух. Чувство умиротворённости не покидало его: он находил источник тёплых эмоций в обычных вещах и мелочах. Всё узнавалось заново и казалось в своей обновлённости необычайно привлекательным, едва ли не чудесным. Впрочем, эта эйфория не была долговечной, то и дело нарушаясь вторжениями «грубой прозы жизни», однако и много позже это ощущение свежести бытия продолжало посещать его, порой в самые неожиданные моменты.

Теперь его натура компенсировала всё то, чего ей так долго недоставало. Он мог часами ходить по городу, не уставая, и вообще наслаждался одиночеством и предоставленностью самому себе.

После трёх с половиной лет, проведенных в неволе, он обнаружил, что стал ближе к природе и чувствительней к её явлениям. Он замечал, как отличается сегодняшнее небо от вчерашнего и как связаны между собой изменения погоды и поведения животных, открывал красоту мелких тварей и заражался восторгом бушующей стихии. Ему казалось, он впитывает энергию окружающей жизни, будь то чахлые деревца, колючий ветер или орущие вороны; он верил, что, вспомнив своё родство со стихиями, возможно ощутить прикосновение к тайнам жизни.

После долгожданного освобождения Иван не торопился с поисками своего места под солнцем, спокойно наслаждаясь созерцанием окружающего мира. Особенно ему нравилось бродить по ночам: свежевыпавший снег поскрипывал под ногами, морозный воздух бодрил, тьма скрывала всё случайное и заставляла догадываться о главном, и затаившийся город оказывался с ним один на один, лицом к лицу…

I

Новости политики не особенно интересовали Ивана – от слова «совсем», потому и вдруг зазвучавшие в голосах родных и знакомых нотки обеспокоенности поначалу были им пропущены мимо ушей. Говорили, что в столице неладно, беснующиеся люди в кастрюлях закидывают «коктейлями Молотова» спецподразделения милиции, а глава государства медлит с принятием решительных мер. «Ерунда, – отмахивался он, – не сегодня-завтра разгонят этих сумасшедших».

Но события быстро принимали крутой оборот: «митингующие», – к слову сказать, действующие координированно, но крайне неадекватно, – при открытой поддержке заокеанских политиков вели себя всё агрессивнее, а власть продолжала бездействовать. Гибли превращавшиеся заживо в пылающие факела бойцы «Беркута» под хохот гримасничавших «демонстрантов» – так проходили дни, потом недели. Становилось понятно, что президент не будет применять для разрешения конфликта силовой сценарий, а других способов, по-видимому, не было…