Раз — и нету. С концами. Ищи-свищи.
Оставив после себя миллион вопросов и ни одного ответа.
Полиция не могла ничего выяснить.
«Блэнфордская газета» напечатала объявление, в котором поместила фотографию его папы с большим вопросительным знаком.
А мама Барни начала вести себя очень странно, как будто кто-то нажал на кнопку быстрой перемотки, заставив ее жить на удвоенной скорости.
Да, и именно тогда Барни стали сниться сны. Иногда ему, как сегодня утром, просто снилось, как они с папой сидят в пиццерии. Но часто это были кошмары. Он видел, как папа кричит от боли, прижимая руку к глазам, и по его пальцам стекает кровь.
Вскоре после этого Барни перевелся в среднюю школу Блэнфорда, и с первой же недели мисс Хлыстер начала к нему придираться, сваливая на него вину за чужое хихиканье на собраниях и надписи на стенах, хоть они и были сделаны чужим почерком.
— Так что случилось с твоим папочкой? — повторила вопрос мисс Хлыстер.
— Никто не знает.
Она хмыкнула.
— Кто-то всегда знает. Ты просто не там ищешь. Впрочем, тебя нельзя назвать особо сообразительным, правда? Я видела твои оценки.
Директриса встала, подошла к тумбочке и вытащила какие-то бумаги.
— Да, у тебя самая плохая успеваемость среди учеников твоего возраста. Боюсь, что ты самый глупый одиннадцатилетний мальчик в школе.
— Двенадцатилетний, — поправил Барни. — Сегодня мой день рождения.
Мисс Хлыстер пожала плечами: возраст Барни и его день рождения явно ее не интересовали.
— Как ты считаешь, почему у тебя такие плохие оценки?
Барни снова не знал, что ответить. Еще пару месяцев назад он получал только четверки и пятерки. Теперь же он радовался даже тройкам, хотя занимался гораздо усерднее, чем раньше.
— Может быть, это потому, что вы ставите оценки за все мои домашние задания, — осмелился предположить Барни. — Когда оценки мне ставили мои учителя, я учился хорошо.
Мисс Хлыстер вспылила:
— У меня высокие стандарты. Только и всего.
— Мне просто кажется, что…
Мисс Хлыстер захлопнула дверцу тумбочки и резко повернулась.
— Молчать. Это мой кабинет. Говорю и командую здесь я. — Наклонившись, она прошипела ему на ухо: — Ты меня понял?
Барни кивнул, уставившись на настенный календарь. На листке с февралем красовался кот. Белый пушистый персидский кот, который нежился на солнышке. Мисс Хлыстер, проследив за взглядом Барни, довольно улыбнулась. Он услышал сладкий шепот у самого уха:
— Вот славная жизнь, а? Быть котом, валяться на солнышке, ни о чем не беспокоиться…
Барни заворожили ее слова. Быть свободным! Никаких жутких свиданий с мисс Хлыстер в ее кабинете! Никаких кошмаров по ночам! Никакого Гэвина Игла!
Мисс Хлыстер взяла со стола письмо.
— Но ты не кот. Ты — это всего лишь ты. — И она опустила письмо в лежавший под ним конверт. — А это твоей маме.
У Барни от страха и обиды задрожали губы. Когда он в прошлый раз принес домой такое письмо, мама расплакалась. Расплакалась — это значит зарыдала. А зарыдала — это значит уселась на ступеньки, вцепившись в перила и раскачиваясь взад-вперед. Тогда он пообещал ей, что больше этого не повторится, хотя виноват он был только в том, что вскрикнул, сев на кнопку, которую ему подложил Гэвин Игл (и мисс Хлыстер прекрасно это знала).
— В этом письме, — сказала мисс Хлыстер, — я сообщаю, что это последнее предупреждение перед тем, как исключить тебя из школы. Малейшее нарушение — и тебя здесь больше не будет.
— Исключить?! Но я не сделал ничего плохого!
Мисс Хлыстер улыбнулась.
— Твоя мама, наверное, очень огорчится. Видишь ли, я и сама мать. Просто немногие про это знают. Так мне очень хорошо понятны трудности материнства.
Барни взял конверт, и у него задрожали пальцы при виде четкой изящной надписи: «Миссис Ив». Длинный росчерк буквы «у» был похож на кошачий хвостик. У Барни засосало под ложечкой от тошнотворного запаха рыбы, смешанного со страхом.
Мисс Хлыстер указала Барни на дверь.
— На твоем месте я бы передала письмо прямо ей в руки. Я позвоню ей, чтобы это проверить.
Барни бросил последний взгляд на календарь с котом.
Мисс Хлыстер махнула ему рукой на прощание.
— Мяу, — сказала она со злобной ухмылкой.
Барни повернулся к ней.
— Зачем вы это делаете?
Мисс Хлыстер как будто бы задумалась.
— Не знаю, — сказала она с недоброй ленивой ухмылкой. — Просто я тебя презираю. Конечно, презирать можно любого ребенка, но с тобой это получается особенно легко. Разве этого недостаточно? Ах, да, и не вздумай бежать жаловаться другим учителям или мамочке на то, как нечестно я с тобой поступаю. В последний раз толку от этого было мало, правда? Каждому известно, что я переделала все в этой школе, и теперь мы лучшие во всем Блэнфордшире. Ну, если не считать тебя, конечно… А теперь было бы замечательно, если бы ты покинул мой кабинет. Возвращайся к своей жалкой жизни.