Звали мужчину Майкл Каллински. Чуть прищурившись, он внимательно разглядывал властное лицо на масляном портрете в полный рост и вспоминал бесподобную Эмму Харт.
Ему неожиданно пришло в голову, что об этой женщине, которая умерла уже более десяти лет назад – а если уж быть точным, ровно одиннадцать – до сих пор говорили как о живой, и не только ее члены семьи. Впрочем, все женщины, наделенные безграничной витальной силой и блеском, производящие столь неотразимое впечатление при жизни, и должны казаться бессмертными. Не зря ведь она оставила такой след на земле – и в памяти людей, и в мировой торговле, и в добрых делах благотворительности.
Майкл отступил на шаг и, склонив голову, пытался вспомнить, сколько же лет было Эмме, когда она позировала для этого портрета. Пожалуй, далеко за тридцать, решил он. Да, в молодости она, несомненно, была красавицей. Эти точеные черты, изумительный цвет лица, золотистые с рыжеватым отливом волосы…
Что же удивительного в том, что его, Майкла, дед до безумия влюбился и готов был оставить ради нее и жену и детей – так во всяком случае гласила семейная легенда. А из того, что он слышал от своего отца, явствовало, что Дэвид Каллински был далеко не единственным, кто подпал под ее неотразимые чары. Блэки О'Нил был в годы их общей юности еще одной жертвой.
«Три мушкетера». Так Эмма называла их – его деда, Блэки и себя. В детстве, которое пришлось на рубеж веков, они представляли собой очень странное трио: еврей, ирландец-католик и протестантка. Но им не было дела до окружающих. Они держались вместе, почти не расставаясь, всю жизнь. А она была долгая. Компания у них подобралась что надо. Каждый основал могучую финансовую империю с владениями во всем мире, и каждый положил начало династии, которая в последующих поколениях становилась все сильнее.
Но первую скрипку всегда играла Эмма. Она неизменно была мотором и мозгом всей троицы, остальные следовали у нее в фарватере. По крайней мере, так говорил отец, и у Майкла не было оснований ему не верить. Да и из своего собственного опыта он знал, что Эмма была уникальной женщиной. Она оказала огромное влияние и на молодых членов трех кланов. Оставила несмываемую печать, как это называл отец, Майкл в этом смысле не был исключением.
Он улыбнулся, вспоминая, какой Эмма была тридцать с небольшим лет назад, когда собирала всех детей под крыло и отвозила их на весенние и летние каникулы в «Гнездо цапли». За глаза они называли ее «генералом», а дом в Скарборо – «армейским полевым лагерем». Она наставляла их на путь истинный, давала уроки жизненной философии, учила тому, что есть честь, целеустремленность и правила игры. А еще она щедро одаривала их любовью, вниманием и дружбой. Благодаря ей они стали лучше.
С нежностью взглянув на портрет, Майкл приложил руку к виску, словно отдавая честь. Она была самой лучшей. Точно так же, как стали лучше всех ее внучки. Особенная порода эти женщины из семейства Харт, но даже среди них Пола выделяется.
Звук открывающейся двери заставил его обернуться.
При виде Полы Майкл расплылся в улыбке.
– Извини, что заставила тебя ждать, – сказала Пола, устремляясь к Майклу с протянутой рукой. Вид у нее был и впрямь виноватый.
– Вовсе нет, это я пришел раньше, – ответил он, делая ей шаг навстречу. Он крепко обнял ее, потом отстранился и пристально посмотрел в глаза. – Прекрасно выглядишь. – Он бросил взгляд через плечо на портрет, затем снова повернулся к Поле. – И все больше начинаешь походить на эту легендарную даму.
Пола застонала и с комическим ужасом произнесла:
– О Майкл, и ты туда же! Ради Бога, не надо. И без тебя все называют меня за глаза ее двойником. – Она покачала головой. – Вот и лучший друг туда же.
Майкл расхохотался.
– Иногда мне и впрямь кажется, что все вы – двойники. Вся семья – Эмили, Аманда, ты. – Он снова посмотрел на портрет. – Между прочим, когда он написан?
– В двадцать девятом. А что?
– Я пытался сообразить, сколько было Эмме, когда она позировала для этого портрета.
– Тридцать девять. Он был написан незадолго до бабушкиного сорокалетия.
– М-м. Так я и думал. Ну и красавицей же она была, верно? – И не давая ответить, Майкл продолжил: – Знаешь, а ведь мы с тобой могли бы породниться, если бы Дэвид оставил мою бабушку Ребекку и завел роман с Эммой.
– Не стоит сейчас ворошить эти старые истории, – сказала, усмехнувшись, Пола и быстро прошла к столу. – К тому же мне кажется, что мы и так в родстве. А тебе?
– Тоже.
Последовало короткое молчание.
– Бывает кровь не гуще водицы, – заметил наконец Майкл. – Но не у нас. Наши деды глотку бы перегрызли друг за друга и передали это чувство спаянности нам. Согласна?
– Пожалуй… – Раздался телефонный звонок, и Пола, договорив, потянулась к трубке. Поздоровавшись и послушав несколько секунд, она прикрыла трубку тонкой рукой и пояснила: – Это управляющий магазина в Хэрроугейте. Я быстро.
Майкл сел в кресло и, ожидая, пока Пола закончит разговор, стал разглядывать ее, как несколько минут назад разглядывал портрет Эммы.
Он не видел Полу больше двух месяцев, и, может, поэтому ему теперь так бросилось в глаза ее разительное сходство с бабушкой. Краски, разумеется, отличались. Волосы у Полы черные как вороново крыло, а глаза темно-голубые. Но она унаследовала от Эммы тонкий овал лица и знаменитое надбровье, решительно выступающее над широко поставленными большими глазами. Со временем два лица все больше сливались в одно, по крайней мере на его взгляд. Может, все дело было в выражении глаз, в подводках, в манере двигаться – энергично, почти поспешно – и в том, как Пола умела с юмором относиться к собственным неудачам. Сходство было и в отношении к делу.
Он знал Полу с детства. Но, как ни странно, совсем не знал ее. По крайней мере до тех пор, пока им обоим не стукнуло тридцать. В детстве она ему совершенно не нравилась. Он считал ее холодной задавакой, которой было на всех наплевать, кроме кузины Эмили, совершеннейшей размазни, – ее она постоянно опекала; и, разумеется, Шейна О'Нила – к нему она всячески подлизывалась.
За глаза Майкл называл ее «идеальным ребенком», ибо такой она и была – этакое дитя без недостатков, над которым все кудахчут и которое всячески нахваливают и ставят в пример. А у его брата Марка была для Полы своя кличка – «добродетель в квадрате». Он над ней всячески издевался, особенно за глаза. Впрочем, они посмеивались над всеми девчонками, предпочитая исключительно мужское общество. В те дни у них подобралась отличная компания: Шейн, Филип, Уинстон, Александр и Джонатан.
И только в последние шесть лет он по-настоящему узнал Полу, обнаружив, что за сдержанностью и благовоспитанностью этой умной, трудолюбивой и блестящей женщины скрывается эмоциональная натура. Высокомерие было прикрытием застенчивости. В детстве он этого не понимал.
Это открытие потрясло его. К его удивлению, Пола оказалась отзывчивой, заботливой, простой в обращении и фанатично преданной семье и своим друзьям. В последние десять лет ей пришлось пережить столько, что любой другой не устоял бы, а, может, и вообще погиб. Другой – да, но только не Пола. Она глубоко страдала, но в испытаниях лишь черпала силу и училась состраданию.
Начав работать вместе, они особенно сблизились. Пола стала для Майкла надежной опорой в делах и верным союзником. К ней всегда можно было обратиться. Майкл подумал, что без нее он не справился бы с семейными проблемами и кошмарным разводом. Пола с готовностью часами выслушивала его излияния по телефону или за рюмкой-другой, когда дело принимало уж слишком крутой оборот. Она заняла в его жизни особое место, и Майкл всегда ей будет за это благодарен.
При всех успехах, уме и даже самоуверенности в Поле сохранилось нечто беззащитно-детское, и это трогало его до самого сердца. Ему всегда хотелось сделать ей что-то приятное. Часто ради этого ему приходилось ломать собственные планы, как, например, недавно, в Нью-Йорке. Хоть бы скорее она кончила этот затянувшийся разговор, подумал он. Майклу не терпелось поделиться новостями.