Обдумывая в сотый раз с тех пор, как они утром приехали сюда, ближайшие планы, Арабелла одновременно оглядывала комнату. Она ей очень нравилась.
Здесь, как и в спальне по соседству, сохранились старые, потемневшие от времени деревянные потолки, стены из светлых панелей, старые кирпичные камины. В сочетании со слегка скошенным потолком они придавали этой комнате под самой крышей особый уют. Во всю длину был разложен толстый ковер цвета кофе с молоком. Огромный диван и стулья были обиты английским ситцем, а мебель в старинном провансальском стиле отполирована до блеска. В спальню вела того же цвета ковровая дорожка. На кровати лежало грубое покрывало. В тон ему были подобраны оконные шторы.
Апартаменты были на редкость комфортабельны, использованный в интерьере цветочный орнамент создавал впечатление цветущего сада. Наверное, целое стояние ушло на эту усадьбу, выдержанную в одном стиле, так как все краски, формы и детали были подобраны с величайшим тщанием.
«Что ни говори о Саре Лаудер Паскаль, – подумала Арабелла, – а хозяйка она отменная: неуклюжую старую ферму, затерянную где-то в холмах под Каном, превратила в истинное чудо, проявив тонкий вкус. Из старых развалюх, подпиравших друг дружку, она соорудила первоклассную просторную мастерскую мужа, застеклив ее сверху, чтобы проникало как можно больше света».
Картины Ива Паскаля были развешаны по всему дому. Они были написаны в современной манере, которую Арабелла не любила. Она предпочитала старых мастеров, тяготела к традиции. Но так или иначе этот художник был нынче крупной величиной, его произведения пользовались большим спросом. И если они не нравились Арабелле, то другие были явно иного мнения и платили за них поистине астрономические суммы.
Но как человек этот невысокий, жилистый француз с первого же взгляда ей очень понравился. И хотя видом своим он напоминал задорного петушка, в нем была бездна галльского обаяния. Арабелла не вполне понимала, как он уживается с Сарой. Ведь они – совершенные противоположности. И при этом Ив обожал жену и дочку, Хлою, что Арабелла сразу же заметила.
Джонатан говорил ей, что девочка очень похожа на его бабку. За четыре месяца их знакомства он почти не рассказывал о легендарной Эмме Харт, но из слов, вырвавшихся у Сары за обедом, Арабелла поняла, что у нее и Джонатана очень тяжелые отношения с Полой О'Нил. Когда позднее она спросила у Джонатана, что приключилось в их семье, он невнятно пробормотал что-то насчет того, что Пола настроила бабушку против них с Сарой и заставила ее внести кое-какие изменения в завещание. Джонатан насупился, даже разозлился, поэтому, сказав несколько сочувственных слов, Арабелла почла за благо оставить эту тему. Ей вовсе не хотелось портить ему настроение. Прежде она Джонатана таким никогда не видела.
Мысли Арабеллы вернулись к мужу.
Ей давали понять, что заарканить его будет не просто. Но выяснилось, что это не так. Он сразу же до беспамятства влюбился в нее и буквально не давал прохода в Гонконге. Поначалу она держала его на расстоянии и лишь постепенно приближала к себе. Она демонстрировала ему свое воспитание, ум, умение разбираться в искусстве и предметах старины. И всячески дразнила своими прелестями. Дружеские поцелуи при расставании постепенно утрачивали свою невинность, переходили в ласки и объятия, и наконец она отдалась Джонатану, уступая его мужской силе.
Не прикидываясь девственницей, она сразу же дала ему понять, что мужчины у нее были и до него. Но вместе с тем Арабелла со всей решительностью сказала, что не спит с кем попало и что сначала ей надо и себя испытать, и в его чувствах убедиться. Ему понравилась ее откровенность, и он ответил ей той же монетой, заявив, что его интересуют только опытные и светские женщины. И он был достаточно терпелив с нею.
В черных как уголь глазах Арабеллы блеснул огонек. Да, опыт у нее был. Она знала тысячи способов, как доставить ему радость, о чем он, конечно же, не подозревал. Ей не хотелось, чтобы Джонатан сразу понял, насколько искушена она в любовных делах. Пусть сначала по-настоящему влюбится, пусть будет отравлен ею. И только потом она поднимет его на высоты, о существовании которых он и понятия не имеет.
Так она и действовала – потихоньку, не спеша и с каждым днем он привязывался к ней все больше и больше. В нем появилось нетерпение, кровь его бушевала, и он все не мог насытиться ею, и не только в постели. Ему хотелось, чтобы она всегда была рядом.
Арабелла посмотрела на простое золотое обручальное кольцо на левой руке. При свете камина оно ярко блестело. Джонатан хотел подарить ей кольцо, усыпанное бриллиантами, но она попросила это непритязательное, старомодное колечко. Оно представляет собой глубокий символ, сказала она. Джонатан был удивлен, но явно тронут ее желанием. Тони просто из себя вышел, когда прямо под Рождество Джонатан поспешно сыграл свадьбу и увез Арабеллу на медовый месяц в Европу. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что в течение нескольких месяцев она будет вне его досягаемости. Далеко-далеко. А Арабелла, напротив, была очень довольна, что хоть раз смогла поколебать невыносимую самоуверенность Тони.
Ее новый муж предлагал поехать в Париж. Но с этим городом у Арабеллы было связано так много грустных воспоминаний, что ей вовсе не улыбалось проводить там свой медовый месяц. К тому же ей не хотелось рисковать – вдруг столкнешься с кем-нибудь, кого знавала в прежние дни. К чему ей друзья, давно ушедшие из ее жизни, как и мрачные, холодные воспоминания? Словом, она уговорила Джонатана, что в Риме им будет лучше. А потом они поедут на юг Франции, в Мужен, и поживут у Сары, о которой Джонатан отзывался с неизменной теплотой. Идея пришлась Джонатану по душе, и он с легкостью согласился переменить планы.
В Риме им скучать не приходилось. Арабелла уже давно исходила этот город вдоль и поперек, так что с удовольствием показывала Джонатану свои любимые места, шикарные рестораны и клубы, находившиеся в стороне от обычных туристических маршрутов.
А уж в постели она и вовсе была готова удовлетворить любое его желание, Джонатан был на седьмом небе от счастья. В Риме он купил ей еще один свадебный подарок – потрясающее ожерелье из драгоценного жемчуга, посередине которого сверкал алмаз в десять карат с подвеской в виде большой грушевидной жемчужины.
Хотя у Арабеллы были кое-какие драгоценности, новое ожерелье превосходило своей ценностью и уникальностью все, что они имела. За исключением, конечно, кольца из алмазов и рубинов, подаренного ей Джонатаном, когда они отмечали свою помолвку.
Негромкий звон часов на камине вывел Арабеллу из задумчивости. Семь вечера. Джонатан, уехавший с Ивом в Кан, обещал вернуться к половине восьмого. Надо торопиться.
Арабелла поспешно прошла в спальню, сняла с вешалки прозрачный пеньюар из темного шифона с кружевами кофейного цвета и направилась в ванную переодеться и привести себя в порядок.
Несколько минут спустя она уже сидела за туалетным столиком. На ней была роскошная ночная рубашка в тон шифоновому пеньюару. Весь день в ее серебристых волосах был шиньон, теперь она вынула его, и пышные пряди рассыпались по плечам. Она принялась расчесывать их.
Наклонившись, Арабелла придирчиво посмотрелась в зеркало.
Порой она сама поражалась собственной красоте, отсутствию морщинок вокруг глаз и иных безжалостных признаков старения, нежности кожи, безупречному овалу лица. Арабелла выглядела значительно моложе своих тридцати четырех лет. Годы почти не оставили отпечатка на ее внешности, не нарушили ее молодости и красоты. Даже когда на нее нападала какая-нибудь хворь, она все равно оставалась воплощением здоровья.
Стерев с губ алую помаду, Арабелла положила на лицо тон и едва заметный слой пудры. Теперь лицо ее сделалось бледным, почти прозрачным. Она подкрасила веки, подчеркнув миндалевидную форму глаз, и выделила легким слоем серебра надбровные дуги. Глаза ее сразу же сделались похожими на огромные горящие угли. Затем она положила на губы бесцветную помаду, щедро надушилась мускусными духами, которые так нравились Джонатану, и вынула из кожаного футляра жемчужное ожерелье. Джонатан любил, когда в постели на ней были драгоценности. Арабелла торопливо шагнула к платяному шкафу и посмотрелась в зеркало. Придраться было не к чему. Она выглядела такой юной – буквально шестнадцатилетней – и такой невинной. И вместе с тем – соблазнительной. Ибо тело ее было телом отлично сложенной, чувственной женщины – особенно в этом прозрачном неглиже.